Александр Невский
Шрифт:
Ликующая толпа раздалась и пропустила к степени конюших, ведших под уздцы коней для князей. Когда это было в Новгороде, чтобы со степени прямо в седло садились? Никогда и никому не позволялось, и даже в голову не могло прийти. Но сегодня такая радость, такой пир предстоит, что можно и побаловать щедрых князей.
Ратмир, одетый в дорогой малиновый кафтан, привычно подхватил сапог Александра, сунул носок его в серебряное стремя, хлопнув ладонью по мягкому сафьяну, — дескать, все в порядке, скачи, князь.
Ярослав Всеволодич и Александр
Густой колокольный звон плыл над Новгородом, и никто не ведал, что с другого края Руси уже пылают и рушатся в прах города и веси.
Приближалось для Русской земли великое испытание — мечом, огнем и позором.
КНИГА
ВТОРАЯ
КНЯЗЬ
(1237 1242)
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
«СЕМО И ОВАМО» [77]
I
КНЯЖЬИ ТАЙНЫ
Когда за окнами засинели, густея, сумерки, Ярослав велел удалиться всем, оставить его наедине с сыном Александром.
Александр почувствовал: сейчас будет самое главное.
Отец прискакал из Владимира с небольшой дружиной. Князь был хмур и задумчив. Явившиеся на Городище тысяцкий с боярами от имени Великого Новгорода приветствовали Ярослава Всеволодича, надеясь послушать князя и, если посчастливится, разузнать, с чем прибыл он. Что греха таить, побаивались они Ярослава, и внезапное появление его в Новгороде насторожило всех. Уж не на стол ли приехал садиться? Чего доброго, сменит сына да и вокняжится. Но, когда чинно проследовали за князьями в сени, увидели: Александр, тряхнув кудрявой головой не то в поклоне, не то в юной нетерпеливости, указал отцу на столец: садись. Ярослав в ответ едва качнул головой: нет. И тут же сверкнул черными очами, брови изломив в сторону стольца: садись ты! Ну!
77
Семо и овамо — туда и сюда.
Александр сел на княжеское место, Ярослав опустился рядом на лавку. Бояре вздохнули облегченно: слава те господи, не за тем пожаловал.
А за чем же? Поди узнай. Глядит как-то на всех странно старый князь. Вроде видит и не видит, не иначе, крепко думает о чем-то. Спросил ни с того ни с сего о вежах: крепки ли, давно ли подновляли их? Помолчав, о жите справился.
По всему видно, не хотел князь разговаривать. Может, с дороги устал?
Разговор не шел, не получался. Бояре робели спрашивать; Александр, сидя на стольце, тоже молчал, покусывая губы.
Наконец Ярослав поднялся с лавки, молвил сухо, едва голову склонив:
— Спаси вас бог, господа, за приязнь к нам и внимание. С пути-дороги, чай, и отдохнуть не грех.
Бояре поняли: уходить надо. Кланяясь вразнобой, пятились к дверям.
— Верно, князь, усталой голове подушка ближе.
Жалобно скрипели ступени лестницы под уходившими боярами.
Ярослав, пройдя к окну, молча глядел во двор на синеющие сугробы. Но вот скрип все тише, тише. Хлопнула внизу дверь, и совсем тихо стало.
Александр переступил с ноги на ногу. Ждал. Фигура отца недвижной глыбой серела у окна.
— Ну, как управляешься на столе? — спросил наконец Ярослав, не оборачиваясь.
— Слава богу, батюшка, пока хорошо. Токмо с псковичами неладно.
— Ну, у этих все не как у людей. Что там?
— По осени с немцами вместе на литву пошли ратью.
— Тебя-то уведомили?
— Нет.
— Та-ак, — шевельнулся у окна Ярослав. — И что далее?
— Псковичей повел воевода Ястреб.
— Не слыхал такого.
— Он молодой еще, батюшка. Поначалу все удачно шло у них, литвы много побили, ополонились, да, видать, зажадничали, на немцев-то глядючи. Пока по лесам разор чинили, оно ничего, а как на поле чистое явились, узрели море литвы, исполчившейся к бою. Заробели. А уж деваться некуда, ударили в копья. Да видно, богородица уж отвернулась от них. Литва смяла и немцев, и псковичей, посекли всех, считай. Едва ли десятая часть домой воротилась.
— А воевода?
— Погиб и Ястреб.
Ярослав перекрестился, вздохнув, съязвил:
— Не птичье сие дело — ратоборство.
Внезапно отворилась дверь, и в сени явился Ратмир с горящей свечой.
— Не надо ль огня, князь?
Кого спросил — неведомо, но Ярослав, не оборачиваясь, махнул рукой.
— Ступай.
Когда скрип ступеней стих за дверью, Ярослав сказал:
— Не подслушивал ли гридин твой?
— Это самый сердечный слуга мой, батюшка, он не станет лазутничать.
— Змея, сын, бывает, и у сердца греется.
Ярослав подошел к сыну, положил тяжелую руку на плечо.
Они сели рядом — отец на лаке, сын на княжьем стольце. Ярослав вздохнул, нашел в темноте руку сына, погладил шершавой ладонью.
— Беда, сын, на Русскую землю явилась, великая беда, — начал негромко Ярослав, словно и пугая, и утешая одновременно чадо свое. — Ведомо тебе, прошлым летом татары разорили и пожгли землю булгар. Грады их Великий и Жукотин с землей сровняли.
— Знаю о том, батюшка. Знаю, что многие бежавшие на русских землях поселились. Великий князь им разрешил.
— Великий князь, — вздохнул Ярослав с едва уловимым оттенком осуждения. — Великий князь Юрий Всеволодич даже рад был этому. Еще бы, в землях его народу прибыло. А того и в ум не попало братцу высокому, что после булгар татарам одна дорога — на Русь.
«А чего ж ты не подсказал? — подумал Александр. — Ты-то, чай, около был». Ярослав словно подслушал мысли сына.