Александр Солоник - киллер на экспорт
Шрифт:
— «Быть безжалостным и беспощадным», — процитировал по памяти собеседник, пряча нехорошую ухмылку. — «Меньше либерализма, больше жесткости. Никакой жалости, никакого снисхождения». Ну-ну. А в зале менты сидят, ушами хлопают, аплодируют. Ну разгромят они всех бандитов, что, впрочем, проблематично. А дальше что? Представьте совершенно невообразимое: допустим, не будет в России организованной преступности, сметут ее, сотрут в порошок. И с кем тогда бороться тому же РУОПу? Придется срочно самоликвидироваться. Сегодня они сами от всех этих солнцевских, долгопрудненских да чеченских
Неожиданно Координатор поймал себя на той мысли, что хозяин кабинета совершенно прав! Не будет оргпреступности — кому, а главное — против кого будет ставить «крышу» его охранная фирма?
Пробормотав в ответ что-то невнятное, ой, сославшись на усталость, вызвал к подъезду машину и распорядился отвести себя домой, в загородный коттедж.
Координатор позавтракал, принял душ, и прежде чем лечь спать, записал в рабочем блокноте:
«20 сентября — позвонить в Грецию».
А это означало, что Александра Македонского ожидала ликвидационная акция — первая после бегства из следственного изолятора…
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Среди черепичных крыш, среди узеньких улиц, петлявших между каменными заборами и глухими стенами домов, в зыбком сентябрьском рассвете открывался на склоне горы небольшой квартал фешенебельной афинской окраины. Здесь издавна селились люди известные и состоятельные — подальше от суеты центра города, от раскалившегося за день асфальта, от вони выхлопных газов. Роскошные коттеджи, занимавшие целые кварталы, выглядели то ли сказочными замками, то ли декоративными, сильно уменьшенными копиями Парфенона. Архитектурные мотивы Древней Греции возникают в современных Афинах буквально на каждом шагу.
Вилла, расположенная почти что в самом центре этого фешенебельного района, может быть, и не выглядела такой уж величественной, но по внутреннему комфорту могла дать фору едва ли не всем другим.
Роскошная стильная мебель явно ручной работы, дорогая отделка стен мореным дубом, безотказная японская техника в каждой из десяти комнат, овальный бассейн с голубой водичкой, подсвеченной изнутри, просторная веранда, на которой так приятно сидеть теплыми осенними вечерами. Короче говоря, убранство виллы воскрешало в памяти крылатые слова героя одной кинокомедии о том, что жить хорошо, а хорошо жить — еще лучше.
На веранде сидели двое — невысокий, крепкого телосложения мужчина. Короткая стрижка, накачанные бицепсы спортсмена, рельефно обрисовывающиеся под рубашкой, придавали ему вид уверенного в себе и независимого человека.
Девушка, сидевшая за столиком напротив, казалась воплощением женственности: по-восточному миндалевидный разрез черных глаз, строгие и правильные, как у статуи античной богини, черты лица. Помимо необыкновенной красоты, в ней угадывалось нечто домашнее и вместе с тем трогательное, беззащитное.
— Ну
За столиком на веранде роскошного коттеджа, специально снятого для него, сидел Александр Солоник. А девушка звалась Аленой. Она прилетела в Грецию из России сегодня утром и весь день не отпускала Сашу от себя, словно в ее отсутствие с ним вновь могло бы что-то произойти.
Конечно же, Алена знала о нем не очень много — больше догадывалась, но женская интуиция не могла ее подвести. К тому же главное об Александре Македонском ей было известно из газет и телевидения: «киллер мафии», «наемный убийца», «самая загадочная фигура российской криминальной истории»…
Но Алене было на все это наплевать, потому что для нее он был ее любимым…
За свои неполные тридцать пять лет Солоник имел очень много женщин, но ни к одной из них он не привык так, как к Алене. Может быть, потому, что за эту женщину ему пришлось бороться с ее бывшим мужем, может быть, потому, что он, такой сильный, суровый и безжалостный, инстинктивно стремился видеть рядом с собой столь трогательное и беззащитное существо.
Поэтому он и выписал Алену в Грецию. Удивительно другое — Куратор без слов быстро оформил ей греческий паспорт.
— Так кто же ты теперь? — Алена по-прежнему не отпускала его ладонь.
Тот улыбнулся.
— У меня теперь много имен. Может быть, даже слишком много для одного человека, но для тебя я всегда буду Сашей Солоником. Для кого-то — Александром Македонским. В Греции меня знают как Владимироса Кесова. Греки наивны до ужаса — с неделю назад я в шутку сказал кому-то, что являюсь русским консулом, они поверили, даже не спросив документы. Да, кстати, рука Солоника извлекла из накладного кармана рубашки пластиковый прямоугольник. — Вот, посмотри, накануне твоего приезда оформил.
Алена взяла карточку.
— Что это?
— Так называемая идентификационная карта. По ней я также значусь репатриантом из Грузии, Поповым Валериасом, сыном Космоса и Анны…
— Космоса? — удивилась девушка. — Странный у тебя отец…
— Видимо, это греческий вариант имени Кузьма. Ну что, покатаемся по вечернему городу?
В подземном гараже стоял белоснежный джип «Тойота». Солоник, умудрившись перевести в Афины с номерных счетов за границей свои старые вклады, первым делом купил приличную машину. Даром, что тут, в Афинах, ездить на большом лимузине было не столь удобно: узкие улицы, проблемы с парковкой…
— Поехали? — Солоник встал.
Девушка улыбнулась — улыбка вышла застенчивой.
— Извини, может быть — в другой раз?
— Почему?
— Я не хочу сегодня никуда ехать. Сегодняшний вечер, сегодняшнюю ночь я хотела бы провести с тобой здесь.
И горел неяркий свет ночника, и ветерок тихо шелестел тюлем на окне, и жалобно скрипела отворившаяся дверь, но ни он, ни она не находили в себе сил подняться и закрыть дверь спальни.
Она, ощущая на себе сильное, точно отлитое из металла тело, тихонько постанывала от счастья, неги и наслаждения: