Александр Твардовский
Шрифт:
Равнодушен остался он к поэзии Бориса Слуцкого, хотя тот, пусть в совершенно иной поэтической манере, следовал тем же благородным гуманным традициям отечественной литературы, что и Твардовский, восславляя и оплакивая героев и мучеников Великой Отечественной.
Можно сожалеть и о том, что при всей своей суровости и строгости глава журнала снисходительно отнесся к некоторым землякам, авторам из «глубинки» или с фронтовым прошлым. Иные из этих «хороших пареньков», какими они ему показались, не только не оправдали его надежд, но и отплатили самой черной неблагодарностью, печатно оклеветав кто «Новый мир», его авторов и сотрудников, кто — самог о крестного.
Однако, вопреки категорическим суждениям о «новомирской» поэзии эпохи Твардовского,
Предметом законной гордости Твардовского «со товарищи» был критический раздел журнала. Впоследствии ему будут посвящены специальные исследования [36] .
Думаю, что читатель уже из выше сказанного мог понять, что новомирская критика была очень активна и многотемна. Помимо оперативных откликов на новые книги и статей о проблемах современной литературы, в ней «по-правдашнему» говорилось и об истории отечественной словесности.
С одной стороны, восстанавливались те ее страницы, те имена, которые в сталинскую эпоху были грубо вырваны, зачеркнуты или уж во всяком случае неузнаваемо искажены. Статьи, рецензии, публикации посвящались Анне Ахматовой, Марине Цветаевой [37] , Борису Пастернаку, Тициану Табидзе, Ивану Катаеву, Виктору Кину, Андрею Платонову.
36
Чупринин С. Позиция (Литературная критика в журнале «Новый мир» А. Т. Твардовского) // Вопросы литературы. 1988. № 4; Биуль-Зедгинидзе Н. Литературная критика журнала «Новый мир» А. Т. Твардовского (1958–1970). М., 1996.
37
Примечательно, что огромную роль в подготовке к изданию книги М. Цветаевой «Избранное», первой после десятилетий отверженности, сыграли близкие друзья Твардовского Э. Казакевич и А. Тарасенков. Сам же поэт написал о рукописи в высшей степени положительный отзыв, напечатанный в слегка измененном виде после выхода книги в «Новом мире» (1962. № 2) за подписью «А. Т.». «Она очень хороша», — писала о внутренней рецензии Твардовского дочь Цветаевой А. С. Эфрон, благодарная еще и за то, что по его настоянию в сборник включили одно из лучших стихотворений «Тоска по родине — давно разоблаченная морока…».
С другой стороны, освобождалось от вульгарных, примитивных, спекулятивных истолкований классическое наследие, в частности — в области критики. Здесь особенно примечательны статьи А. Лебедева «Чернышевский или Антонович?» (1962. № 3), Ю. Манна «Базаров и другие» (1968. № 10), А. Володина «Раскольников и Каракозов» (1969. № 11).
Щедрин писал о своих «Отечественных записках», что даже если предположить, будто у журнала «не было положительных качеств, то было отличнейшее качество отрицательное. Он представлял собою дезинфектирующее начало в русской литературе и очищал ее от микробов и бацилл».
Таким началом в полной мере обладал при Твардовском и «Новый мир». Редкий номер журнала не содержал острого, без оглядки на чины и лица, аргументированного, неопровержимого разбора произведений художественно несостоятельных или (и) реакционной направленности, продолжавших в прежнем духе приукрашивать реальную действительность, фальсифицировать прошлое, оспаривать необходимость обнародования правды об ошибках и прямых преступлениях сталинского режима. Тут можно назвать многие статьи и рецензии — Г. Березкина, А. Берзер, Ю. Буртина, Г. Владимова, М. Злобиной, Н. Ильиной, В. Кардина, М. Лифшица, Л. Малюгина, А. Марьямова [38] , 3. Паперного, М. Рощина, С. Рассадина, Ф. Светова, А. Синявского, В. Сурвилло, В. Шкловского и др.
38
Его статью «Снаряжение в походе» (1962. № 1), не оставившую, как говорится, камня на камне от сталинистского и примитивнейшего романа Всеволода Кочетова «Секретарь обкома», Твардовский считал «подвигом журнала».
«Я всегда говорил Александру Трифоновичу, — сказал Маршак в годы все увеличивающейся популярности журнала, — надо терпеливо, умело, старательно раскладывать костер. А огонь упадет с неба…»
Костер, разложенный Твардовским, многое осветил и многих в трудную пору согрел.
Как у всякого живого организма, были у него как сильные стороны, так и слабости. Сотрудник редакции Лев Левицкий видел его «скрытую от глаз внутреннюю жизнь… борьбу самолюбий, интересов, целей», но при этом тоже был твердо убежден: «Значение „Нового мира“ громадно. Это — не лучший, а единственный журнал, который знает, чего он хочет, и проводит свою линию с неслыханной для наших условий последовательностью… Все, что есть мало-мальски порядочного, разумного, человечного, сосредоточено в этом журнале».
А Ефим Яковлевич Дорош в пору ожесточенных гонений на детище Твардовского, в июне 1968 года скажет:
— А все-таки Бог меня любит, я счастлив, что он сподобил меня оказаться в «Новом мире» в его «минуты роковые». Что сейчас жизнь в литературе помимо «Нового мира»? Пустота, а тут — история русской литературы.
Глава девятая
«ПРИУСАДЕБНЫЙ УЧАСТОК»
Так Твардовский шутливо называл собственное литературное творчество, где не могла не сказаться напряженная работа в новомирском «колхозе». В записях поэта нередко встречаются сетования на «запущенность» «личного» хозяйства.
Урывками приходилось трудиться и над «Тёркиным на том свете», и над «Далями». А между тем «проклевывались» почки новой книги!
«Сегодня… кажется, впервые за долгий срок почувствовал приближение поэтической темы, того, что не сказано и что мне, а значит, и не только мне, нужно обязательно высказать. Это живая, необходимая мысль моей жизни (и куда как не только моей!)», — записано 14 декабря 1963 года в рабочей тетради, где появляются и первые строки поэмы, получившей название «По праву памяти», писавшейся несколько лет и имевшей трагическую судьбу (обо всем этом речь впереди).
Лирика поэта меньше страдала от нехватки времени. Вообще после войны ее значимость и ее «доля» в творчестве Твардовского чрезвычайно выросла. Этот взлет обозначился уже с появлением стихотворений «Я убит подо Ржевом» и «В тот день, когда окончилась война…».
Новой вехой, отметившей дальнейшее усиление этой лирической струи, стала публикация стихов поэта в сентябрьской книжке «Нового мира» за 1951 год. «Критика наша долго дружно и организованно замалчивала этот цикл, — иронически писала несколько лет спустя Ольга Берггольц (Литературная газета. 1953. 16 апреля) и продолжала: —…Эти стихи объединяет личность поэта, та живая, непохожая на других (и не боящаяся своей непохожести), та имеющая собственную биографию личность, без которой нет и не может быть подлинной лирики».
Подобные поэтические циклы появлялись и в дальнейшем [39] .
Не имевшие явной сюжетной организации, нередко обозначавшиеся автором как «Стихи из записной книжки» (или просто «Из записной книжки»), они, однако, обладали очевидной цельностью, выражая взгляд автора на определенный круг явлений, а порой были заметно сосредоточены на какой-либо теме: в цикле 1951 года — это «жестокая память» о войне, в «огоньковском» 1955-го — мысли о месте, роли, ответственности художника.
39
См.: Огонек. 1955. № 43; Правда. 1958.7 декабря; Новый мир. 1965. № 9; 1966. № 12; 1968. № 4.