Александр Юдин
Шрифт:
— Только и всего? Тогда, пожалуйста. Все штабы находятся по ту сторону фронта, а в штабах готовится вам гибель…
Полковник Бугров побагровел от злобы, а Юдин продолжал:
— Запомни, господин полковник, раз и навсегда запомни: пощады я просить у тебя не буду, предателем быть не собираюсь. Разговор считаю законченным.
Юдина повели к другому дому, расположенному в глубине двора, у конюшен. Александр Алексеевич осмотрелся кругом: не двор, острог. Если удастся бежать — за стены не выберешься.
Вошли в дом. В комнатах пахло винным перегаром. В воздухе
— А-а, комиссар пожаловал. Ну, со мной разговор особый будет, — проговорил пьяно офицер. — На вопросы отвечай кратко и ясно. Понял?
Юдин молчал. Он узнал капитана, возглавлявшего эскадрон карателей.
— Где штаб армии?
— Я отвечать не буду.
— Не будешь, гад! — капитан ударил комиссара чем-то тяжелым. Юдин упал.
Очнулся весь мокрый, с тяжелым звоном в голове.
Солдат поднял Александра Алексеевича и посадил на табурет.
— Будешь говорить, господин комиссар?
Юдин молчал. Мысли его были далеки от происходящего. Он вспомнил себя мальчишкой. Свою родную деревеньку Васильки. Вспомнил флот. Прошло полжизни, а может быть, и вся жизнь. И вся жизнь — трудная, холодная, неласковая. Зато создан полк «Красные орлы», зато гордо реет над Родиной красный флаг. За это он, Юдин, не пожалеет своей жизни. Не пожалеет.
— Молчишь, комиссар?
И снова зверские, дикие удары.
Поздно вечером избитого в кровь Юдина втолкнули в подвал.
Ночью вызвали на допрос комбрига Захарова.
Когда его приволокли обратно, он не мог говорить: кровь шла через нос, рот, уши. Под утро комбриг, крепко сжав руку комиссара, тихо сказал:
— Прощай, Александр. Не чаял, что свидимся. Я умираю… Сволочи, из меня предателя хотели сделать, не вышло…
Больше ничего не сказал Николай Павлович Захаров, бывший офицер старой русской армии, орденоносец [34] , командир бригады 29-й стрелковой дивизии красных. Кровь хлынула у него горлом.
34
ЦГАСА, ф. 197, оп. 3, д. 498.
На рассвете комбриг умер.
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
В полдень дверь вновь отворилась.
— Юдин, на выход!
Александр Алексеевич подошел к мертвому командиру, наклонившись, поцеловал его в холодный лоб. Потом обратился к оставшимся в подвале красноармейцам:
— Прощайте, товарищи, не трусьте. Уж если умирать, так героем. Лучше смерть, чем предательство.
Красноармейцы молча жали ему руку. Они прощались со своим любимым вожаком, уходящим на смерть. И сейчас, избитый и окровавленный, он находил в себе силы улыбаться, подбадривать людей.
— Быстро! — рычал офицер.
Комиссар вышел на волю. Яркое осеннее солнце ослепило его. Перед подвалом стоял взвод солдат.
Подошел капитан.
— Ну, что, Юдин, одумался?
— Веди, гад, и знай: большевики смерти не боятся.
Капитан отошел, сказал что-то щербатому офицеру. Тот построил взвод в колонну по два. В середину поставили комиссара.
Около церкви толпился народ. Комиссара подвели к телеграфному столбу. Сверху свисала веревка. Подошел Елионский.
— Не узнаешь?
— Узнаю.
— Будь благоразумен.
— Отойди, сволочь!
Юдин заговорил громко, на всю площадь:
— Товарищи! Враг беснуется, и в этом его слабость. Скоро Красная Армия освободит ваше село. Бейте беляков, помогайте Красной Армии. Да здравствует Советская власть!
Двое солдат торопливо накинули на шею комиссара веревку. Щербатый офицер подбежал к столбу, ухватился за конец веревки, дернул ее на себя.
— Отомстите за нас, товарищи! — успел еще крикнуть Юдин.
Люди, стоявшие поблизости, попятились, побледнели, у многих на глазах блестели слезы.
Все было кончено.
— Разойдись! — зычно орали солдаты, разгоняя крестьян.
Люди расходились, с опаской и затаенной злобой поглядывая на палачей. Рядом с Юдиным был повешен и мертвый Захаров.
Сутки висели тела комиссара и командира на площади. Только на вторые четверо мужиков по приказу штаба подъехали к столбу и отвязали веревки. Тела отвезли в каменную кладовую, что стояла за церковью, а на следующий день вместе с другими расстрелянными красноармейцами закопали в общую яму.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
26 октября 1919 года село Мокроусово было освобождено от колчаковцев частями 30-й стрелковой дивизии.
Около братской могилы состоялся митинг. Выступали бойцы, командиры, комиссары, выступали пламенно, горячо, клялись отомстить врагам за смерть товарищей, командира и комиссара.
Потом прозвучал троекратный ружейный салют.
Через день красноармейцы ушли дальше на восток.
Маршал Советского Союза Ф. И. Голиков посетил село Мокроусово Курганской области, где погиб его боевой друг А. А. Юдин.
Изведала тяжесть застенков и жена Александра Алексеевича Юдина — Мария Ивановна. Вернувшись после разгрома Колчака в Курган, она работала заведующей детским домом в Введенке, была активисткой в местной партийной организации. В феврале 1921 года на Введенку налетели банды кулацко-эсеровских мятежников. Вместе с группой коммунистов-Мария Ивановна была расстреляна.
Вот что написала о гибели Марии Ивановны племянница А. А. Юдина Л. Живкова:
«Озверевшие бандиты окружили школу, где шло собрание. Захватили семь человек коммунистов и сочувствующих партии. Я не могу без содрогания вспоминать эту картину. Совершенно голые люди маленькой группкой шли по снегу. Среди них женщина, избитая в кровь, с распущенными, смерзшимися от крови косами. Это была она, моя любимая тетя Маша. Маленькая, но смелая. Она пела песню: «Смело мы в бой пойдем за власть Советов».