Александра
Шрифт:
— Значит Рюриковны, из Мономашичей. Так… Царевна?
Я готова была закричать от радости. Но сдержалась. Слово сказано, теперь никто не посмеет оспаривать наше с Ленкой высокое положение. Конечно, впереди ещё будут горки и качели, но начало положено. Я услышала, как облегчённо выдохнул Фёдор Мстиславович. Митрополит улыбнулся шире.
Василий, налюбовавшись серебряной печаткой передал её подскочившему дьяку.
— Унеси в мою опочивальню. — Велел он. Опять смотрел на меня. Потом снял перстень у себя с пальца с большим изумрудом. Протянул мне.
— Возьми Александра в обмен. Ибо не гоже мне, государю забирать что-то у поданных моих, да ещё у девы прекрасной, не отдариваясь взамен.
— Гоже
— Гоже, гоже. Бери. Тот перстень пращура нашего намного ценнее этого. Поверь.
Я взяла, надела его на средний палец взамен отданного. Он был мне большеватый, но ничего.
— Скажи, Александра, почто моего окольничьего хотела плетью отходить?
Ага, уже успел пёс такой настучать своему господину.
— Прости, Великий Государь, но разве делает мужу именитому честь хаять честных женщин, словно не высокородные они, а холопки безродные? Обвинять нас в самозванстве. Да в нашем лице оскорблять род верного поданного твоего, боярина Вяземского Фёдора Мстиславовича?
Василий удивлённо посмотрел на меня, потом перевёл взгляд на Вельяминова. Тот побледнел. Похоже он изложил Государю свою версию, конечно же, в свою пользу. Митрополит осуждающе посмотрел на окольничьего. Покачал головой.
— Ванька, поясни? Ты оскорблял Рюриковну? Мою родственницу? Ты не сошел ли с ума?
Тот бухнулся на колени.
— Прости государь, лжа всё это.
— Нет не лжа, Государь. — Тут же парировала я. — На то свидетели есть. Свёкр мой, Фёдор Мстиславович. Муж мой, Иван Фёдорович. Вои, что прибыли сюда, охраняя сокровища, что привезли мы с Еленой. Боярин Тучков-Морозов Василий Иванович, твои вои, что на карауле стоят возле Грановитой палаты.
Василий смотрел на склонившего голову Вельяминова. Все знали, Государь крут на расправу, а оскорбление членов его семьи, а он признал нас с Еленой родственницами, Василий не прощает, ибо это роняет тень и на честь монаршей семьи, а значит на него самого.
— Уйди с глаз моих. Я потом с тобой поговорю.
Двое стражников с топориками, подняли под руки боярина и утащили куда-то. В зале стоял осуждающий Вельяминова гул. Кто-то радовался началу падения наглого окольничьего. Интриги никогда не прекращаются в таких местах и среди всей этой гамадрилии. Василий поднял руку. Наступила тишина. Опять посмотрел на меня.
— Скажи, Александра, а правда ли это, что ты с пятью десятками воев взяла каменный, хорошо укреплённый замок, да ещё с пушками на стенах?
Я слегка поклонилась
— Правда, Государь.
В зале опять возник гул. Василий недоверчиво смотрел на меня.
— Что-то сомнения меня берут. Никто так раньше сильные крепости не брал. Если только не предательство.
— И всё-таки это так, Великий Государь. Никакого предательства не было. Просто я применила диверсионную тактику ассасинов. Нечто подобное применяют казаки. У них особые воины есть, зовутся пластунами. — Я не знала точно, есть уже у казаков пластуны или нет. Но посчитала, что это не существенно. Василий продолжал на меня заинтересованно смотреть. — Я взяла пятерых юнаков и стала их учить этой тактике. От ассасинов, пластунов взяла лучшее. Мои юнаки учились действовать в ночной тьме. Работать в тишине ножами, специальными метательными звездочками. Забираться на отвесные стены. И самое главное сохранять маскировку. Что бы их не обнаружили раньше времени. К тому же я воспользовалась заблуждением. Ульрих фон Дениц был уверен, что его крепость взять невозможно. Точнее, для того, чтобы взять его замок нужны значительные силы. А поблизости таких сил не было. Мы подошли незаметно для местных. Нас было мало, поэтому нас не заметили. И у нас был хороший проводник. Ночью я и пять моих юнаков взобрались на стены и уничтожили ночную стражу. Работали ножами и луками со стрелами. Ночной стражи было немного. Основная дружина была в гриднице, или как она ещё зовётся — в казарме. Дверь в казарму подпёрли, чтобы не смогли открыть. Всё. После этого открыли ворота и в крепость ворвались пять десятков латников во главе с моим мужем. Дальше было дело времени и техники.
— Дело чего?
— Взять все крупные узлы обороны замка в свои руки. Плюс моя сестра изготовила взрывчатку, огненное зелье, которое во много раз сильнее чёрного пороха. Я взорвала казарму вместе с латниками фон Деница. Остальных либо добили, либо они сдались. Сам Ульрих фон Дениц сдался лично мне, отдав свой меч. Вот и всё. Сами мы при захвате замка не потеряли ни одного человека. Потери были потом, когда отходили. Орденцы догнали нас на броде через пограничную реку. Там я потеряла два десятка. Но и орденцы потеряли порядка сотни. Даже больше.
Василий взглянул на Вяземского-старшего. Тот кивнул.
— Всё так, Великий Государь. Это подтвердят все, кто ходил с ней.
— Чудно. А не волшба ли здесь была чёрная? А, Александра?
— Нет, Государь. Не волшба. Воинское искусство. Один полководец древности говорил, воюют не числом, а умением.
— Это кто же?
— Александр.
— Это который Македонский?
— Он. Имея армию в 40 тысяч копий, Александр разгромил наголову персидского царя Дария, имевшего армию в 200 тысяч мечей. Превосходство персов было подавляющее, в пять раз. Но это им не помогло. Другой полководец древности Ганнибал из Карфагена, наголову разгромил значительно его превосходящую римскую армию. У Рима было порядка 85 тысяч мечей. Из них 79 тысяч пехоты и 6 тысяч конного войска. У Ганнибала порядка 45 тысяч. Битва при Каннах является образцом великолепного тактического искусства, хорошо продуманного хода предстоящего сражения. И, Государь, я добрая христианка и верная дочь православной церкви. Поэтому я никогда не прибегну к какой-либо волшбе. И я готова это доказать.
— Интересно. Ты сказала, что вы с сестрой привезли некие сокровища?
— Это так, Государь. То, что я привезла, это великие святыни христианства, похищенные рыцарями тамплиерами, как в Иерусалиме, так и в Константинополе после его захвата триста лет назад. Я уверена, что эти святыни послужат вящей славе Москвы. Ибо Москва третий Рим и четвёртому не бывать! — Василий довольно кивнул.
— И что же это за святыни, царевна Александра? — Его глаза хищно блеснули.
— Первая. Это, с твоего позволения, Великий Государь, я хочу преподнести владыке Симону, как главе русской православной церкви. Патриарший крест, которым крестили самого императора Константина Великого. Того, кто основал Великий город, названный его именем. Кто дал истинный свет народам, признав христианство государственной религией империи.
Богдан взял футляр и передал мне. Я шагнула к митрополиту. Было видно, что он шокирован. И очень волнуется.
— Владыко, этим крестом крестили на царство всех императоров Восточно-Римской империи начиная с Константина Первого. Его полное имя Флавий Валерий Аврелий Константин. И до того момента, пока рыцари и паписты не захватили центр христианства и не разграбили его. — Я открыла футляр и достала крест. Свет свечей заиграл на его золоте и драгоценный камнях. По залу прошёлся восхищенный вздох. Митрополит принял у меня реликвию. Потом поцеловал его в благоговении. Я смотрела на него. — Владыко, я не знаю, как Вы поступите. Оставите его здесь или отошлёте в Константинополь. — В зале сразу пошёл возмущенный гул. Мол почему это мы должны отдать? Не бывать такому. Я чуть улыбнулась. Конечно, Константинополю этот крест навряд ли достанется. Перевела взгляд на Василия. Сразу же нарвалась на его глаза. Опять этот взгляд, словно лезвие клинка. Поняла, что вновь иду по краю.