Алекситимия
Шрифт:
– Милый, почему ты не позвал кого-то?
Даниил как-то рвано пожал плечами в одно мгновение становясь похожим на ребенка пяти лет. Ира же вздохнула не зная что делать. Должна ли она наказать его? Ни в одной книги про воспитание детей не было главы о том, что делать если твой ребенок оставляет своего одноклассника с открытым переломом ноги. Его нашли спустя только двадцать минут, потому что это была большая перемена и все были в столовой. Одноклассники говорили, что видели Даниила, когда он зашел в кабинет и забрал рюкзак. Он
– Иди в свою комнату, – тихо сказал Ира, вздохнув.
Даниил пошел в свою комнату и запер за собой дверь.
Он сидел в своей комнате до самого позднего вечера. Время скакало неравномерно. Иногда одна минута длилась бесконечно, иногда час длился не дольше мгновения.
Он лежал на своей кровати, когда открылась входная дверь.
Он сразу же понял, что это пришел отец. За окном уже было черным-черно. Отец нередко приходил поздней ночью усталый морально и как будто постаревший, навидавшись ужасов людской души.
Даниил слышал негромкий разговор между родителями. Он не мог расслышать всего, лишь отрывки фраз, но зная интонацию и своих родителей он мог предположить о чем они говорят. Его мать обеспокоенным, иногда срывающимся, голосом, рассказала о звонке учителя, шепотом прибавив свои ощущения о том, что их сын в этом совершенно не раскаивается.
Пантелей, положив руку на плечо жены, успокаивающе сказал, что ничего страшного не случилось и их сын просто испугался, а такое бывает. Это не значит, что он плохой человек. Он поддался панике.
Вскоре Ира успокоиться и, вздохнув, согласится с правотой Пантелея.
Он всегда умел её убеждать своим низким, размеренным голосом. Слова всегда были наполнены уверенностью. Создавалось впечатление, что он вовсе не может ошибаться.
Даниилу казалось, что должно что-то измениться. Ведь это такая распространенная ошибка думать, что с изменениями в тебе изменяется и мир вокруг.
Он уснул с картинами крови и осколком кости перед глазами. Как будто этот момент, подобно картинке, что переводят на кожу, остался на внутренней стороне век.
Возможно от этого ему всю ночь снились сюрреалистичные кровавые картины, где людей выкручивает с хрустом костей, как будто они не живые существа, а какая-то тряпка после стирки и её отжимают от лишней воды. Все заливало неестественно густой кровью, напоминающей сироп. Он проснулся, когда смотрел на свои ноги, что были по колено в крови. Он вглядывался в неё до тех пор, пока по всей поверхности крови не раскрылось с десяток, с сотню глаз. Они моргали и смотрели на него. Он проснулся от ужаса, резко сев, глубоко дыша. Он весь был покрыт потом из-за которого его пижама прилипла к коже. Несколько прядей волос прилипли к лицу и щекам.
Даниил зачесал пальцами волосы назад. Они были влажными и запутанными, пальцы застревали в темных прядях от чего неприятно тянуло кожу головы.
Мерно стучали часы на стене
Ему казалось, что он до сих пор может чувствовать взгляд того множества глаз.
Он опустил ноги с кровати, ковров не было и по утрам и вечерам в квартире было холодно. Босые ноги тут же замерзли и по спине побежали мурашки. Он быстро прошлепал по коридору по направлению к кухне. В квартире стояла тишина и казалось кроме его шагов никаких звуков не было.
Отца опять не было. Наверняка, вызвали вместе с рассветом. Это было не впервой. Мать ещё не проснулась. Даниил видел в приоткрытые двери её фигуру под грудой теплых одеял.
Он сел на табурет на кухне, слушая мерное постукивание часов. Почему-то почти в каждой комнате у них висели часы, на кухне тоже. Он слушал их, размышляя. Его не отпускала мысль, что же его ждет сегодня в школе. Ему казалось, что ему не забудут просто так, что он оставил одноклассника лежать под лестницей со сломанной ногой.
Даниил чувствовал как его сердце заполошно бьется в панике от ужасающих мыслей, что его ждет. Он знал, что воображаемые ужасы часто преувеличены, если не всегда так. Но сейчас ему казалось, что так и будет. За этими мыслями время летело ужасающе быстро, приближая его к часу, когда нужно идти в школу. Он до безумия хотел оттянуть этот момент, даже появились мысли прикинуться больным или же просто не пойти в школу. И эти мысли были соблазнительными, хотелось поддаться их соблазну и спрятаться от проблем и страхов, подарив себе ещё немного времени в панцире своей квартиры.
Каждый шаг в сторону школы казался ему шагом к своей погибели. Когда ты юн любая трагедия для тебя сравнима с концом света, он прекрасно это знал. Но знать, оказывается, недостаточно, чтобы побороть свои чувства. Обозначить что-то абсурдным страхом, оказывается недостаточно, чтобы избавиться от него.
В школе было шумно, как всегда. Как всегда кто-то бегал по коридорам и казалось на него не обращали внимания, но он все равно вцепился в лямки рюкзака, как будто это было его единственной опорой и опустил голову, глядя только на пол и на носки своих ботинков.
Когда кто-то смеялся недалеко от него, он сжимался ещё больше. Он не мог избавиться от мысли, что это смеются над ним.
Даниил пришел практически к началу урока, преподаватель был уже в кабинете и скучающе раскладывал какие-то бумаги по своему столу. Учительница подняла на него холодный взгляд поверх очков и Даниил ещё крепче вцепился в лямки рюкзака. Ему всегда казалось, что она чувствует к нему некое брезгливое равнодушие, но сейчас её глаза горели холодным презрением. Обжигающе холодно и пронзительно. Одного взгляда ему хватило, чтобы понять, что больше ему не стоит рассчитывать на её благодушие или защиту.