Алена и Аспирин
Шрифт:
— Кстати, — небрежно заметил Аспирин, когда они проходили мимо канцелярского отдела, — тебе для школы ничего не надо? До сентября осталось пара недель, а там — первый звонок, все такое… Тетрадки? Дневник? Пенал?
— Я не буду ходить в школу, — сказала Алена.
— То есть? — Аспирин изобразил крайнее удивление.
— Я буду ходить в музыкальную, — Алена смотрела мимо него. — Мне надо выучиться играть на скрипке. Больше мне ничего не надо.
— Так дело не пойдет, — сказал Аспирин и с удивлением услышал с своем голосе «отцовские», почти садистские нотки. — Дети должны ходить в школу. Каждый день. На полдевятого утра. Ты в своем Первомайске училась?
Алена молчала. Аспирин заметил, что кассирша канцелярского отдела внимательно прислушивается к разговору. Властным движением взяв Алену за руку, он повел ее к выходу из магазина.
У нее была мягкая безвольная ладошка. Аспирин понял, что впервые держит ее за руку — впервые с того вечера, как привел находку в дом. Трудно поверить, что прошло всего три дня.
— Уж если я тебе отец, — говорил он, протискиваясь сквозь негустую толпу, — то и отвечать за тебя должен. Правильно? Проверять уроки. Ходить на собрания. Наказывать, если что. Таков мой отцовский долг… Так что подумай: может, тебе лучше вернуться в Первомайск прямо сегодня?
Алена молча забралась на заднее сиденье машины.
— А то ведь на вокзал недолго, — Аспирин завел мотор. — Возьму тебе билет… Дам денег на постель, на ужин… Как?
— Хорошо бы для начала пообедать, — пробормотала Алена.
Аспирин вздохнул, расплатился с парковщиком и вырулил со стоянки.
Поздно ночью, когда сессия в «Куклабаке» потеряла накал и сменилась расслабленной тусней, к Аспирину подсел Вискас:
— Леха, ты живой?
Аспирин весь был — кладбище отработанного адреналина. Он исчерпал свой сегодняшний ресурс; разговор с Вискасом пришелся не ко времени. Аспирин открыл рот, чтобы сказать ему об этом, но не успел.
— Что там за маньяк у тебя в квартире? — негромко спросил Вискас. — Как это он двух конкретных мужиков порезал?
«А ты откуда зна…» — хотел спросил Аспирин, но не спросил. У Вискаса была сложная биография: до «Куклабака» он работал вышибалой в крутейшем казино, а перед тем еще где-то, а до этого, говорят, служил в органах, причем где, как и в каком чине, Аспирин не стремился узнать.
— Я был в эфире, — сказал он сонным скучным голосом. — Квартира на замке…
— На охрану не брал, — уточнил Вискас.
— Ну, забыл, — буркнул Аспирин. — У меня тут такое… родную маму забудешь…
И он очень конкретно, в мельчайших подробностях поведал Вискасу о том, что случилось во вторник. Приближалось утро, клуб понемногу пустел; Вискас курил, кивал и хмурился.
— Тех двоих в дурку перевели, — сказал после особо длинной затяжки. — Может, они под этим соусом откосят от статьи… Хотя вряд ли. У обоих уже по две ходки есть…
— Чудовище, — Аспирин ухмыльнулся. — С лапами и когтями. В шерсти. Конечно, по тем двоим дурка плачет…
— Плохо это, Лешка, — озабоченно сказал Вискас. — И ведь не понятно, зараза, откуда ветер дует… Сколько твоя хата стоит на сегодня, ты узнавал?
— Э-э, — Аспирин запнулся. — В каком смысле?
— Все равно не сходится, — Вискас раздавил сигарету в пепельнице, фильтр корчился, будто червяк. — Две комнаты, шестьдесят метров, дом хороший, зато район — дрянь… Из-за такой малости серьезные люди даже не почешутся. Нет. Не похоже. Мистика какая-то.
— Мистика, — подтвердил Аспирин. — Витя, слушай. Если ты заберешь от меня эту девку и все, что к ней прилагается…
— Я вас вчера видел, — сказал Вискас, закуривая снова. — В Мак-Дональдсе.
Аспирин осекся.
— Ты какой-то, — Вискас поводил рукой, разгоняя дым, — то задушить ее хочешь… То нянчишься, в Мак-Дональдс водишь, чаем поишь…
— Так мне ее жалко, — пробормотал Аспирин. — Ясно ведь, что ребенка втравили. Заставили. А она… ничего себе. Развитая. Не по годам развитая, я бы так сказал. И музыку любит.
— Себя пожалей, — жестко сказал Вискас. — Сними копию с ее свидетельства и дай мне. Я по своим каналам попробую… узнать.
Глядя, как Витя Сомов идет через зал — как хозяин по рингу, как хищник по саванне, — Аспирин вдруг вспомнил его слова: «Я на тебя как-нибудь бомбил наведу. В воспитательных целях».
В понедельник с утра позвонила мама. Безо всякой причины. Наверное, и в самом деле существует такой девайс, как «материнское сердце», и он безотказно срабатывает, когда у чада проблемы.
— Все хорошо, — соврал Аспирин, глядя, как Алена в наушниках валяется на обновленном («Химчистка на дому») диване. — А у вас?
Его родители жили в Лондоне уже почти десять лет. Оба работали на Би-Би-Си. Одно время активно пристраивали Аспирина, но тот отказался: у него в ту пору была совершенно чумовая любовница, девица семнадцати лет, с семнадцатью кольцами в разных частях тела. Она питалась яйцами и сырой морковкой, зимой и летом ходила в монашьем платке, спать могла только на голом полу и только головой к востоку, а потому вместо часов носила на запястье маленький компас. Они с Аспирином втюрились друг в друга с первого взгляда и предавались любви как кошки: в парке на скамейке, на пляже в песке, на капоте чужой машины, короче, были счастливы на всю голову, и ни о каком переезде Аспирин не желал и слушать…
— Все хорошо, — повторил Аспирин, стараясь, чтобы голос звучал беспечно. — Ма… Я вот что подумал. Я тут затра… замотался совсем, хорошо бы проветриться… Может, я к вам приеду?
— А что у тебя с визой? — спросила мать после паузы.
Аспирин не помнил, что у него с визой, но у него были хорошие знакомые в посольстве.
— Решим, — сказал он уверенно. — Вы приглашение вышлите на всякий случай, да?
— Так у тебя все нормально? — спросила мать в третий раз.
Алена лежала на спине, зажмурив глаза и покачивая головой вправо-влево. В музыкальном центре вертелся Вагнер: «Лоэнгрин», прелюдия к третьему акту.