Алена и Аспирин
Шрифт:
Сегодня был вторник, с восьми вечера предполагался «Куклабак». Накануне Аспирин думал, что не уснет, тем не менее отключился уже в полпервого — и в шесть утра вскочил, как ошпаренный.
Алена спала в кресле, завернувшись в полотенце, прижав к груди светло-коричнего медведя с пластмассовыми глазами. В ванной сушились на батарее футболка, джинсы, полосатые носочки и белые трусики. Аспирин долго стоял, глядя на все эти тряпки, пытаясь понять, что теперь делать, куда бежать и к кому обращаться…
В восемь утра у него был эфир. В полвосьмого удалось переговорить по телефону с Вискасом.
— Правду надо было выкладывать с самого начала, — Вискас был раздражен и не скрывал этого. — А то придумал какую-то вроде чужую девчонку, которую ты вроде как из жалости подобрал…
— Она мне не дочка! Говорю тебе — подстава… Ксива поддельная… Говорят по-тарабарски… Албанцы какие-то… Они меня прикончат, а квартиру унаследуют — через нее…
— Параноик, — Вискас угрюмо сопел в трубку. — Ты ж не забытый пенсионер, ты на виду, какого черта им так рисковать?
— А вот когда ты в морге увидишь мой труп…
— Съешь тазепама и дай мне поспать. Я ночью работал, блин.
И Витя Сомов бросил трубку.
Аспирин чувствовал себя ужасно и потому не стал садиться за руль — вызвал такси. До эфира оставалось двадцать минут; девочка, завернутая в полотенце, проснулась и подняла голову.
— Я ухожу, — сказал ей Аспирин. — Одевайся и марш на улицу. Одну в квартире я тебя не оставлю.
— А куда мне? — спросила она сонно.
— Куда хочешь. Гуляй на детской площадке. Детям полезен свежий воздух… Быстрее, у меня машина под домом!
— Можно мне с тобой? — спросила девочка из ванной.
— Нет. Я иду на работу.
— Ой, у меня брюки не высохли…
— Надевай как есть. Или иди без штанов.
— Можно, я останусь…
— Нет.
— А можно, я посижу у тебя на работе? Тихо-тихо…
— Я сказал, где ты будешь сидеть! — рявкнул Аспирин, нащупывая в кармане куртки ключи. — Во дворе на лавочке!
Девочка вышла из ванной. Темные пятна на футболке отстирались не совсем — если присмотреться, было видно, куда капала кровь из разбитого носа. Аспирин поморщился.
— Что стоишь?
Он вытолкал ее из квартиры и мысленно вздохнул с облегчением: какая-никакая, а подвижка. Девчонка за дверью, ее сомнительное свидетельство о рождении у Аспирина в сумке. Какие есть рычаги давления на него? Да никаких… Почти.
— Погоди! Я Мишутку забыла…
— Перетопчешься! — Аспирин уже вызывал лифт.
До эфира оставалось двенадцать минут. Машина ждала у подъезда.
— Сиди здесь, — он подтолкнул девчонку к лавочке.
— Можно мне все-таки с тобой?
— Нельзя!
Он захлопнул дверцу машины. Водитель ехал лихо, где надо, выезжал на встречную, где надо, разворачивался через двойную осевую — сам Аспирин никогда бы так не решился. На студии его встретили упреками; он захлопнул за собой звуконепроницаемую дверь, упал в кресло перед микрофоном, натянул наушники и с ходу забарабанил:
— Ну, с добрым утречком, мои любимые! С вами ди-джей Аспирин, а это значит, что скучные часы в офисе, за монитором, за рулем, за рабочим столом, на трудовом, короче, посту станут чуть менее серыми, чуть более цветными, потому что с вами «Лапа-Радио»! Лапа-Радио протягивает мягкую лапу, касается ваших ушей, и вот первая ласточка нового часа… глоток энергии в начале дня: Верка Сердючка уверяет вас: все будет хорошо…
Он отключил микрофон и выслушал поток брани от режиссерши. Велел принести себе кофе. Сказал, не удержавшись:
— Если бы ты знала, Юлька, что со мной было, ты бы не матюкалась…
На закономерный Юлькин вопрос, что было, Аспирин только вздохнул и покачал головой.
Шло время. Крутилась попса. Звонили ПТУшники и требовали еще попсы. Аспирин жевал бутерброды, пил кофе и думал, что попса накрыла всех, даже молодежь, и что вечером к «Куклабаке» будет прикольная команда, поймавшая модную хип-хоповую волну. Ребята сняли два клипа, но на телевидение им не пробиться никогда, потому что попса накрыла всех… И мысль его пошла по кругу, как трамвай.
К концу четвертого часа он забыл о девчонке и о своих проблемах. Он вообще ни о чем не думал. Слова лились из него, как подслащенная вода.
— Ваш первый вопрос, Инночка?
— Это мужского рода или женского?
— Браво! Вы настоящий филолог! Это среднего рода, это «оно».
— Это на улице или дома?
— И там и там, бывает, попадается, случается и там, и там… Дальше?
— Это твердое или мягкое?
— Хм… Смотря как. Бывает твердое. Но не очень. Ножом его можно резать, поддается.
— Это одушевленное или нет?
— Ого, Инночка… Как же вы одушевленное будете резать ножом? Скажем так: это было когда-то одушевленным, а теперь нет… Дальше?
— Это стоит или лежит?
— Обычно лежит…
Пауза. Сопение.
— Инночка, время истекает, мы все ждем вашего ответа — или новых вопросов… Если вы угадаете — сегодня сможете пойти в кино, вас уже ждут два билета… Осталось немного… О, я слышу сигнал! Время истекло! Что я задумал? Что это?
— Может, скамейка? — предположила невидимая Инночка.
Даже режиссерша, ко всему привычная, закатила глаза.
— Гм, — сказал Аспирин. — Инна, я все-таки думаю, что вы заслужили эти билеты. Дорог не результат, дорого старание. Кроме того, вы знаете слово «одушевленное»… Я задумал сало, сало я задумал, вот так просто, так просто… Оставайтесь на линии, сейчас вам объяснят, где вы сможете забрать ваш выигрыш!
Включился прогноз погоды. Опять грозы и ливни. После прогноза пойдет блок рекламы на пять минут, и Аспирин сможет выкурить сигаретку под кофе…