Алена и Аспирин

Дяченко Марина и Сергей

Чайник закипел, заурчал и громко щелкнул, выключаясь. Аспирин вытащил и картонную коробочку с пакетиками на нитках, бросил по одному в каждую чашку, залил кипятком. Выставил на стол тарелку с остатками позавчерашнего печенья.

— А Мишутке? — слабым от слез голосом спросила девочка.

Аспирин, помедлив, взял с полки третью чашку. Девочка усадила медведя на стол. Аспирин вздохнул — и плеснул ему тоже кипяточка.

— Видишь ли, — сказал, придвигая к девочке сахарницу, — я тебя не боюсь. Что за ерунда — почему я должен тебя бояться? Ты пей… Просто я разозлился, когда ты взяла мой паспорт.

— А он в коридоре под зеркалом лежал.

Аспирин вспомнил: в самом деле, получал позавчера на почте заказное письмо и потом бросил паспорт куда придется.

— Это не причина, — сказал он с нажимом. — Документы брать нельзя, особенно чужие, в чужой квартире, чужого человека…

— Мне нужно было узнать, кто ты.

Аспирин покачал головой, дивясь ее наивности:

— Разве об этом пишут в паспорте? Ну вот ты прочитала — и знаешь, кто я?

Девчонка опустила голову.

— Не обижайся, но есть же правила, — сказал Аспирин, довольный своей маленькой победой. — У тебя должны быть родители… или я не знаю, опекуны какие-то… и ты должна жить с ними. Такие правила.

— Они очень далеко, мои опекуны, — сказала девочка и странно улыбнулась. Такая улыбка пришлась бы впору морщинистой, умудренной опытом старухе. Аспирин насторожился.

— Где?

Девочка взялась за картонный «язычок» заварочного пакетика, с удивлением подняла коричневый мокрый мешочек над янтарной поверхностью чая.

— Ух ты…

Опустила и снова подняла.

— Ты что, никогда чай в пакетиках не заваривала? — тихо спросил Аспирин. — Из какой же ты глуши?

— Алеша, — девочка хлопнула сосульками слипшихся ресниц. — Не прогоняйте меня.

Аспирин едва не поперхнулся чаем.

— Я не прогоняю! Допивай себе спокойно… Ешь печенье… Но мы же не в лесу живем! У тебя должны быть документы… Свидетельство о рождении… И мне надо срочно уехать в командировку, — придумал он вдруг и загорелся этой идеей. — Да. Уехать. Надолго. Поезд через час.

Пока он говорил, девочка, кажется, внезапно потеряла к нему интерес. Ее глаза смотрели, не отрываясь, на серебряный колокольчик, украшавший кухонную полку.

— А что это?

И, не спрашивая разрешения, она протянула руку и взяла колокольчик за ушко.

— Поставь, — Аспирин нахмурился. — Ты что… тебя не учили, что надо сначала… это же чужая вещь! А ну-ка…

Девочка тряхнула колокольчиком. По кухне разнесся звон, слабенький, но чистый.

— Ля, — сказала девочка.

И тут же грянул дверной звонок — как будто раскудахталась сумасшедшая курица.

— Ну вот, — Аспирин встал. — Это пришел один человек, он тебе поможет.

Шагая к двери, он малодушно подумал, что в крайнем случае можно подарить ей колокольчик. Пусть только уйдет поскорей.

— Привет, — сказал Вискас, шагая через порог.

— Привет, — Аспирин старался не суетиться. — Чаю хочешь?

— Чаю? — Вискас подозрительно на него покосился. — Давай сначала решим твою проблему…

Они вошли на кухню, когда девочка, подняв острый локоть, осторожно наливала свой чай в блюдечко.

Вискас резко остановился, так что Аспирин едва не налетел на него, как Пятачок на Винни-Пуха.

— Чаепитие? — спросил удивленно.

— Она была голодная, — извиняющимся тоном пробормотал Аспирин.

— Вовсе нет, — тихо сказала девочка. — Просто… мы пьем чай. С Мишуткой.

И погладила медведя, отчего тот едва не упал тяжелой мордой в кипяток.

Вискас поглядел на Аспирина. Тот отвел глаза, будто говоря: ну, идиот, знаю…

— Как тебя зовут? — спросил Вискас девчонку.

Та низко склонилась над блюдцем, так что светлый волосок, выбившийся из-за уха, упал в чай и ужом поплыл по поверхности.

— Как ее зовут? — спросил Вискас Аспирина. Тот пожал плечами. — Что, даже имени не спросил?

— Н-не успел.

Вискас саркастически хмыкнул:

— Мало времени было?

— Да так как-то… — Аспирин взял с блюдца печенье и принялся лихорадочно его поедать.

— Ладно… Допивай, — сказал Вискас девчонке. — Поедем в детприемник.

— Куда?

— Если ты сейчас не скажешь, кто родители и где живешь, я отвезу тебя в приемник-распределитель, и там с тобой поговорят специалисты… педагоги, — Вискас нехорошо усмехнулся.

— Я не здесь живу, — сказала девочка тихо.

— «Сами мы люди не местные», — прогнусавил Вискас. — Значит, отправят домой. Если будут деньги. Давай, дохлебывай…

— Если надо денег на билет, я дам денег, — предложил Аспирин.

Вискас покосился на него без уважения:

— Нам того и надо… Присосется и будет клянчить, клянчить, вымогать…

— Не буду, — сказала девочка еще тише. — Мне от него ничего не надо. Пусть только признает, что он мой отец.

Аспирин, жевавший печенье, все-таки поперхнулся и зашелся кашлем.

Вискас сел верхом на стул. Некоторое время смотрел на девчонку, которая прихлебывала чай, как ни в чем ни бывало. Перевел взгляд на Аспирина. Тот не мог говорить — давился печеньем.

— Че сказала-то? — спросил Вискас, буравя девочку глазами.

— Я его дочь, — девочка с достоинством выпрямилась на стуле. — Они с мамой… расстались. Я еще не родилась тогда. Вы его спросите — он помнит Любу из Первомайска, должен помнить…

— Какая Люба? — Аспирин наконец-то обрел дар речи. — Какой Первомайск?

— Люба Кальченко. Вы вместе в Крыму отдыхали.

— Какой Крым? Витя, это кошмар какой-то, она же все врет…

Профессионально-свинцовые глаза Вискаса сделались еще угрюмее.