Алена Винокурова. Женщины любят вопреки

Мое самое любимое время суток летом – раннее утро. Когда воздух прозрачен и чист, еще сохраняется ночная прохлада и беспечно щебечут птички.

Вот такое утро было сегодня. Я вышла из подъезда, с наслаждением вдохнула полной грудью и села в машину, открыв передние окна. Включила радио, тронулась с места и даже стала подпевать популярной певице. Настроение было шикарное. Я выехала на проспект и подумала: не заехать ли мне за кофе, когда позвонил мой начальник Пашка.

Хоть его и назначили официально начальником оперов, а меня старшим оперуполномоченным, отношения наши оставались по-прежнему дружескими.

– Хеллоу, – поздоровалась я.

– Хеллоу, хеллоу, – грустно вздохнув, ответил он, – где ты, Винокурова?

– На проспекте, скоро буду в отделе, а, что?

– Езжай на Лермонтова, у нас труп, – он продиктовал адрес.

– Давай, скоро буду.

Свернув в переулок, я скоро приехала по нужному адресу и удивилась количеству служебных машин.

Кивнув сержанту на оцеплении, я зашла за ограждение и нашла глазами Пашку.

– А кого грохнули? – настороженно спросила я, – Мэра?

– Если бы, – ворчливо отозвался Павел, – Остапа Бережного.

И увидев мой непонимающий взгляд, продолжил:

– Он же Ося Береженый.

– Попадос, – задумчиво прокомментировала я.

Остап Бережной, он же Ося Береженый, был личностью широко известной. В лихие девяностые начал бандитскую карьеру в нашем солнечном городе, затем подался в Москву, где уже вошел в лидеры одного из ОПГ, затем, в конце прошлого года – начале нового тысячелетия, вернулся на малую родину через несколько лет организовал крупное фермерское хозяйство, естественно, построил храм, и нынче числился социально ответственным бизнесменом и надежным соратником партии. Ну неужели тяжело было его пришить в другом районе?!

– Слушай, ну, наверное, у нас это дело ГУВД заберет? – подала я надежду своему начальнику.

Он глянул на меня скептически и съязвил:

– С тех пор как у нас в отделе завелись наследные принцессы в погонах, у нас еще ни одного дела не забрали.

Что правда, то правда: с начала моей трудовой деятельности папа-генерал не облегчил мою деятельность ни на йоту. Как-то я услышала обрывок их разговора с мамой:

– Если твоя дочь такая умная, что пошла в опера, то пусть пашет, как негр на плантации, а то совсем разленится на квартирных кражах и бомжатских разборках, – объяснял отец маме свою политику.

Я не возражала, чем интереснее дела, тем интереснее работать. Однако мои коллеги радости моей от сих перемен в своей судьбе не разделяли.

Я подошла ближе к месту происшествия. Глазам моим предстала вполне себе стандартная картина: расстрелянный джип у подъезда, а в джипе труп с множественными огнестрельными ранениями.

– Калаш? – наугад спросила я эксперта.

–Он, родимый, – ответил эксперт, почесав нос краем латексной перчатки, –

умер мгновенно, пуля попала в сердце, я бы сказал: был произведен образцово – показательный расстрел.

Я скривилась. Не люблю я показательные выступления, а уж расстрелы образцово – показательные, так тем более.

– Свидетели есть? – спросила я Пашку.

– Полно, время-то какое: все на работу идут. Вон бабка с собакой гуляла, иди, общайся.

Бабка мне особо ценного ничего не сообщила: мужик этот ходит к Людке из 7-ой квартиры, ходит давно, Людка эта не замужем и не была, хотя годков уже к сорока, чистая шлендра, работает где-то в ресторане.

– А по факту расстрела, что можете сообщить? – прервала я поток гражданского сознания.

– Я с Бароном гуляла, – кивнула она на моську у своих ног, – когда мужик этот вышел, ну, я посмотрела и уже хотела отвернуться, как услышала, что машина рядом завелась и топот, как стадо слонов бежит, гляжу: батюшки, а там трое в масках и с автоматами бегут. Этот уже в машину сел, а они как начали палить по машине. Я стою ни жива, ни мертва, думаю, ну все: я следующая, как свидетель. А они в машину прыгнули, и поминай, как звали.

– Машина какая?

– Большая такая, бандитская.

Я мысленно закатила глаза: прекрасное определение, под стать стаду слонов.

– Черная, белая, красная? Седан, хетчбек, внедорожник, паркетник? На эту похожа? – кивнула я на тойоту Бережного.

– Девушка, говорю же: бандитская! Большая такая, черная, окна тонированные.

У меня мелькнула догадка, и я показала ей фото гелендвагена.

– Такая?

– Да, точно, такая.

– Номера, конечно, не запомнили?

– Почему, – надменно посмотрела на меня бабка, – наш регион, С 149 УУ.

– Какая Вы молодец, – искренне похвалила я.

Бабка гордо расправила плечи и сменила гнев на милость к моей скромной персоне.

Через десять минут я улучила момент сбежать от нее и поднялась в седьмую квартиру к Людке-шлендре.

Как я и ожидала, выглядела та вполне себе прилично. Симпатичная стройная женщина лет тридцати пяти, в домашнем шелковом халатике и собранными в пучок мелированными русыми волосами. Женщина выглядела искренне печальной.

Ее допрашивал следователь Ивашин, я просто села на стул и слушала.

Когда следователь закончил и ушел, Людмила продолжала сидеть и смотреть безучастным взглядом в окно. Я кашлянула, чтобы напомнить о своем присутствии.

Женщина перевела взгляд на меня.

– Что-то еще? – равнодушно спросила она.

– Людмила Алексеевна, не сочтите за наглость, угостите кофе.

– Идемте, – также безучастно к происходящему, ответила мне хозяйка квартиры.

– Расскажите мне о нем, – попросила я на кухне.

– Так вроде бы все рассказала, что еще?