Алёнушкины сказки
Шрифт:
– Я – Молочко…
– А я – овсяная Кашка!
Сначала разговор идёт тихонько, шёпотом, а потом Кашка и Молочко начинают постепенно горячиться.
– Я – Молочко!
– А я – овсяная Кашка!
Кашку прикрывали сверху глиняной крышкой, и она ворчала в своей кастрюле, как старушка. А когда начинала сердиться, то всплывал наверху пузырь, лопался и говорил:
– А я всё-таки овсяная Кашка… пум!
Молочку это хвастовство казалось ужасно обидным. Скажите, пожалуйста, какая невидаль – какая-то овсяная каша! Молочко начинало горячиться,
– Ах, уж это мне Молочко! – жаловалась каждый раз кухарка. – Чуть-чуть недосмотришь – оно и убежит.
– Что же мне делать, если у меня такой вспыльчивый характер! – оправдывалось Молочко. – Я и само не радо, когда сержусь. А тут ещё Кашка постоянно хвастает: «Я – Кашка, я – Кашка, я – Кашка…» Сидит у себя в кастрюльке и ворчит; ну, я и рассержусь.
Дело иногда доходило до того, что и Кашка убегала из кастрюльки, несмотря на свою крышку, – так и поползёт на плиту, а сама всё повторяет:
– А я – Кашка! Кашка! Кашка… шшш!
Правда, что это случалось не часто, но всё-таки случалось, и кухарка в отчаянии повторяла который раз:
– Уж эта мне Кашка!.. И что ей не сидится в кастрюльке, просто удивительно!
II
Кухарка вообще довольно часто волновалась. Да и было достаточно разных причин для такого волнения… Например, чего стоил один кот Мурка! Заметьте, что это был очень красивый кот и кухарка его очень любила. Каждое утро начиналось с того, что Мурка ходил по пятам за кухаркой и мяукал таким жалобным голосом, что, кажется, не выдержало бы каменное сердце.
– Вот-то ненасытная утроба! – удивлялась кухарка, отгоняя кота. – Сколько вчера ты одной печёнки съел?
– Так ведь то было вчера! – удивлялся в свою очередь Мурка. – А сегодня я опять хочу есть… Мяу-у!..
– Ловил бы мышей и ел, лентяй.
– Да, хорошо это говорить, а попробовала бы сама поймать хоть одну мышь, – оправдывался Мурка. – Впрочем, кажется, я достаточно стараюсь… Например, на прошлой неделе кто поймал мышонка? А от кого у меня по всему носу царапина? Вот какую было крысу поймал, а она сама мне в нос вцепилась… Ведь это только легко говорить: лови мышей!
Наевшись печёнки, Мурка усаживался где-нибудь у печки, где было потеплее, закрывал глаза и сладко дремал.
– Видишь, до чего наелся! – удивлялась кухарка. – И глаза зажмурил, лежебок… И всё подавай ему мяса!
– Ведь я не монах, чтобы не есть мяса, – оправдывался Мурка, открывая всего один глаз. – Потом, я и рыбки люблю покушать… Даже очень приятно съесть рыбку. Я до сих пор не могу сказать, что лучше: печёнка или рыба. Из вежливости я ем то и другое… Если бы я был человеком, то непременно был бы рыбаком или разносчиком, который нам носит печёнку. Я кормил бы до отвала всех котов на свете и сам бы был всегда сыт…
Наевшись, Мурка любил заняться разными посторонними предметами, для собственного развлечения. Отчего,
– Я тебя знаю, старый плут! – кричит Скворец сверху. – Нечего смотреть на меня…
– А если мне хочется познакомиться с тобой?
– Знаю я, как ты знакомишься… Кто недавно съел настоящего, живого воробышка? У, противный!..
– Нисколько не противный, – и даже наоборот. Меня все любят… Иди ко мне, я сказочку расскажу.
– Ах, плут… Нечего сказать, хороший сказочник! Я видел, как ты рассказывал свои сказочки жареному цыплёнку, которого стащил в кухне. Хорош!
– Как знаешь, а я для твоего же удовольствия говорю. Что касается жареного цыплёнка, то я его действительно съел; но ведь он уже никуда всё равно не годился.
III
Между прочим, Мурка каждое утро садился у топившейся плиты и терпеливо слушал, как ссорятся Молочко и Кашка. Он никак не мог понять, в чём тут дело, и только моргал.
– Я – Молочко.
– Я – Кашка! Кашка-Кашка-кашшшш…
– Нет, не понимаю! Решительно ничего не понимаю, – говорил Мурка. – Из-за чего сердятся? Например, если я буду повторять: я – кот, я – кот, кот, кот… Разве кому-нибудь будет обидно?.. Нет, не понимаю… Впрочем, должен сознаться, что я предпочитаю молочко, особенно когда оно не сердится.
Как-то Молочко и Кашка особенно горячо ссорились; ссорились до того, что наполовину вылились на плиту, причём поднялся ужасный чад. Прибежала кухарка и только всплеснула руками.
– Ну что я теперь буду делать? – жаловалась она, отставляя с плиты Молочко и Кашку. – Нельзя отвернуться…
Отставив Молочко и Кашку, кухарка ушла на рынок за провизией. Мурка этим сейчас же воспользовался. Он подсел к Молочку, подул на него и проговорил:
– Пожалуйста, не сердитесь, Молочко…
Молочко заметно начало успокаиваться. Мурка обошёл его кругом, ещё раз подул, расправил усы и проговорил совсем ласково:
– Вот что, господа… Ссориться вообще нехорошо. Да. Выберите меня мировым судьёй, и я сейчас же разберу ваше дело…
Сидевший в щели чёрный Таракан даже поперхнулся от смеха: «Вот так мировой судья… Ха-ха! Ах, старый плут, что только и придумает!..» Но Молочко и Кашка были рады, что их ссору наконец разберут. Они сами даже не умели рассказать, в чём дело и из-за чего они спорили.
– Хорошо, хорошо, я всё разберу, – говорил кот Мурка. – Я уж не покривлю душой… Ну, начнём с Молочка.
Он обошёл несколько раз горшочек с Молочком, попробовал его лапкой, подул на Молочко сверху и начал лакать.
– Батюшки!.. Караул! – закричал Таракан. – Он всё молоко вылакает, а подумают на меня!