Алевтина старшая
Шрифт:
К семидесятым годам шестнадцатого столетия крестьянские наделы уменьшились, и не превышали от трёх до четырёх десятин.
Разорение крестьян, обременённых двойным гнётом жившего в столице помещика и государя, усилилось произволом ещё и помещичьего приказчика, с попустительства своего хозяина самовольно распоряжавшегося имуществом крестьян, опираясь в этом на вотчинные инструкции.
В них устанавливался порядок контроля над состоянием крестьянского хозяйства с целью обеспечения несения ими ещё и владельческих и государственных повинностей. Они предписывали приказчику пристально следить за тем, чтобы крестьяне «к пашне своей имели прилежные
Помещики запрещали крепостным девушкам выходить замуж за крестьян других владельцев, обязывали крепостных в праздничные дни посещать церковь, а уклонявшихся предписывали «Бить батоги на мирском сходе нещадно».
Но независимо от этого, в силу объективных экономических причин, к двадцатым годам XVII века сельское хозяйство стало оживать. Несколько улучшилось и положение жителей Берёзовки – стали расширяться посевные площади, особенно под посев льна.
Но тяжёлый крестьянский труд, как и прежде, не приносил им достатка. Значительные плоды их труда пожинали помещик и перекупщики-торговцы.
Не выдерживая тяжести поборов, обедневшие крестьяне переходили в бобыли, так как те несли меньше повинностей, но оказывались без земли и ещё более бесправными.
В 1676 году бобыльские дворы в Берёзовке составляли пятую часть.
Но из выживших и приумножившихся после всего этого, в том числе крепостных крестьян Комаровских, через полторы с лишним сотни лет после их переселения в Берёзовку стал Прохор, но теперь носивший фамилию Комаров.
А произошло это в 1693 году после ранней гибели его родителей, когда Проше было всего три года. Крестьяне дальней деревни нашли на лесной дороге плачущего и замерзающего около телеги мальчугана после того, как его родителей убили и ограбили пришлые из муромских лесов разбойники.
На вопрос нашедших его людей: а чей ты мальчик? – испуганный и заплаканный Проша, заикаясь и икая от холода, смог выговорить только:
– «Пьё…ша Кома…ёв…».
Крестьяне мальчугана подобрали и, так и не узнав его происхождения, фактически усыновили. Потому приёмные родители и прозвали малыша Комаровым.
Через несколько лет Прохора, записанного в господские ведомости Комаровым, уже ставшего молодым человеком крупного телосложения и весьма приятной наружности, случайно обнаружили и опознали по родимым пятнам на лице его родственники из Берёзовки. И началась тяжба за него между приёмными и истинными родителями.
– «Ну, какой он, к чёрту, Комаров?! Он ведь на меня похож! Вы только посмотрите на него! Такой крупный и сильный, не суетливый, спокойный и уравновешенный! Да и родинка у него на щеке, ну, как у его матери – моей родной дочери! Что, я не знаю, что ли?» – приводил аргументы его дед.
– «Кем бы он раньше не был, но теперь-то он записан Комаровым и без отечества! И Комаровым навсегда останется!» – объяснял старику бурмистр.
Их спор всё же разрешился разумным компромиссом, но в пользу барина. Некоторое время Прохору приходилось фактически жить на два дома, и практически за двоих отрабатывать барщину – за себя пришлого и за себя прошлого.
Сильный и трудолюбивый, он все дни напролёт был занят работой, в том числе на два своих и не своих дома. И это было очень важно, так как в 1718 году Пётр I ввёл подушную подать, по которой 74 копейки взимались с каждой души, независимо от её физического
Поэтому Прохор много работал, часто уставал и думал, как бы ему это недоразумение всё же выправить. Со временем этот вопрос решился сам собой, но не в скором времени, а после того, как предприимчивые и не успокоившиеся его родственники, в конце концов, с помощью приказчика оженили уже зрелого мужчину в свою же деревню Верхняя Берёзовка.
Поэтому и его первенец Лука появился на свет только в 1726 году, прожив потом до шестидесяти шести лет.
В этот период, с 1724 года, в России начала вводиться паспортная система. В границах своего уезда, но не далее тридцати вёрст от своего двора, крестьянину разрешалось «работою кормиться» при наличии письменного отпуска, выданного приказчиком.
За таким письменным отпуском (паспортом) крестьяне Берёзовки ездили в вотчинную деревню Плосково.
В этом паспорте описывались «рост, лицо и приметы» крестьянина, его получившего. Поэтому в эти же годы в Берёзовке многие жители стали получать фамилии по своим прозвищам и особым приметам.
Из-за Прохора и за всей большой семьёй прежних Комаровских теперь закрепилась их новая, изменённая на Комаровы, фамилия. А среди их дальней родни появились Беззубовы, Голубевы, Гроздовы, Груздевы, Заикины, Зубовы, Лакеевы, Орловы и Турутины.
Введение паспортной системы в России в большой мере было вызвано повсеместным бегством крестьян из-за ухудшения их экономического положения во второй четверти XVIII века. С крестьян, кроме относительно новой подушной подати, продолжали взимать и прежние подати. Их обязывали отдавать лошадей и подводы для перевозки казённых грузов, а самих мобилизовали на строительные работы. Поэтому некоторые из них убегали от тяжёлой судьбы, сбиваясь в «ватаги» беглых крестьян, работных людей и солдат-рекрутов. Эти «разбойные партии» нападали на помещичьи усадьбы, годами наводя страх и на местные власти.
Ещё в 1709 – 1710 годах отряд беглых под руководством Гаврилы Старченка действовал в Муромском уезде и в Нижегородской губернии.
А в 1736 году крестьяне деревень Малышево и Новошино долго сопротивлялись Муромскому протопопу.
Слухи о крестьянских волнениях доходили и до жителей Берёзовки, волнуя их умы, но активным участием в них дело не кончилось.
В это период, несмотря на невиданное бесправие крестьян, их жалобы на помещиков были запрещены.
За недовольство тот мог отправить неугодного крестьянина в ссылку или на каторгу, или наказать своими силами и средствами: плетями и розгами, или заковать в кандалы и уморить голодом.
Такая участь не миновала и берёзовских мужиков.
Не попадало только «захребетникам» – сельским работникам, не имевшим своего двора и земли, и работавшим на «капиталистых крестьян», часто своих родственников, которые за тех отвечали перед приказчиком.
Не попадало также работящим и безотказным крестьянам, в числе которых был и Прохор Комаров.
После Луки у него в 1733 и в 1738 годах родилось ещё два мальчика, а сам он прожил теперь в своём, а потом и в доме теперь уже старшего сына, до 73 лет. Здесь он успел понянчиться и с пятью внучками и тремя внуками, среди которых был и средний по возрасту, но крупный и почему-то очень шустрый Фёдор, родившийся в 1757 году.