Альфа, альфа и омега
Шрифт:
От последней фразы Харри Винса затрясло, он едва не упал и уткнулся лбом в стену.
– Тебе бы это понравилось, а? – выдохнул Харри. – Такой гордый альфа и весь мой. Как думаешь, я смог бы оставить на тебе метку? На самом видном месте, чтобы все знали, кто здесь на самом деле кого дерет?
Изо рта вырвался всхлип, Винс сгорбился, последние силы отдавая на то, чтобы не упасть.
– Сделай это.
– Что сделать, милый? – наклонился к нему Харри, надавил на бутылку сильнее, так что страх и ожидание боли, скопившиеся внутри, взорвались, разом лишая сил.
– Ч-ч-что
Ладонь Харри, которая до этого сжимала член, скользнула вверх, погладила Винса по волосам и толкнула в подбородок, заставляя развернуться. Губы коснулись щеки, прямо того участка кожи, который был покрыт шрамом и, по-хорошему, почти ничего не чувствовал.
– Харри… – выдохнул Винс.
– Твою мать, Авило… – Харри задрожал, его рука соскользнула на шею Винса, пальцы сжались, лишая воздуха, и он кончил, как будто умер: до темноты перед глазами, до взрыва черной дыры внутри, до крика и до судорог, сотрясающих тело.
Приходил в себя он медленно, продолжая вздрагивать, утыкаясь лбом в стену и чувствуя, как по щекам, серпент разбери отчего, бегут слезы. Бутылка медленно выскользнула изнутри, и Винс даже не нашел в себе сил обругать резное горлышко, движение которого отдалось болью.
Харри отстранился и, судя по звуку, повалился на пол. Собрав волю в кулак, чтобы перестать горбиться, Винс последовал его примеру. Потолок вертелся, узел на члене был твердым и пульсировал, Харри тяжело дышал, лежа рядом. От него пахло потом и спермой: он успел кончить, пока ласкал Винса, и от этого внутри разливалось такое неприличное тепло, что становилось стыдно. Нельзя такое чувствовать. Не к Харри.
Нужно – к какой-нибудь хорошей омеге, которая будет рада создать с Винсом семью. И не будет ненавидеть его просто за то, что он альфа и влюблен до потери сознания.
– Я думал, ты меня трахнешь, – сказал Винс, глядя прямо перед собой. Язык во рту еле ворочался, а тело было тяжелым. Хотелось спать и обниматься. А еще, пожалуй, есть.
Харри фыркнул.
– Без смазки? Тебе и этого хватило.
– А тебе не хватило бы, – заявил Винс. – Я помню, что ты говорил про метку и все остальное. Ты не можешь меня пометить, а вот я тебя – да. – На этом стоило бы заткнуться, но Винс не мог остановиться, как и всегда, когда дело касалось Харри. – Ты же омега. Ты подумай, один укус, одна метка – и течкам конец. На линкор я тебя тогда взять не смогу, но ты сможешь ждать меня в Центруме, семьям командиров кораблей полагается жилье и…
Харри встал и принялся поправлять одежду.
– Иди ты на хуй, Авило.
Он пошел прочь, все еще немного шатаясь, и вскоре Винс перестал даже слышать его шаги. Он закрыл глаза и поморщился.
Ну вот что он опять сказал не так? И почему не смог засунуть язык в задницу и промолчать?
Глава 6
– Я в последний раз спрашиваю. Что это? – уголок губ старшины Гидеона Малика подрагивал, что, должно быть, свидетельствовало о сильнейшей ярости.
Вау. Винс благоговейно наблюдал за этим небывалым проявлением эмоций и отчаянно пытался не заржать. Зубы его были сжаты так крепко, что того и гляди грозили рассыпаться в крошку.
Взгляд Винса, как и взгляды большинства кадетов академии, которых по такому – вопиющему! – случаю согнали в актовый зал, был прикован к вакуумному пакету, который старшина Гидеон Малик держал на вытянутой руке над головой, как военное знамя.
За его спиной стояли еще пятеро старшин, которые должны были обеспечивать порядок в Академии. Но вот не справились. Возмутительно! Винс как командир отряда был до глубины души потрясен.
– Мы в академии не потерпим этого! – громогласно вещал Малик, выделяя каждое слово.
В пакете, который он держал в руках, находилась ополовиненная бутылка «Сверхсвета». Алкоголь с ночи успел выветриться, потому жидкость внутри уже не была сияющей, а мутно-голубой.
Конечно, стоило забрать ее из музея, но Винс тогда мог соображать так плохо, что радовался хотя бы тому, что додумался оттереть стену от своей спермы. Перед глазами тут же возникла картинка праведно гневающегося Малика, который рядом с ополовиненной бутылкой увидел бы еще и сперму – аккурат под голограммой Рикарда Абади. Святыня оскверненная, свинобатарей ее пожри.
Винс все-таки всхлипнул от смеха, но смог замаскировать вырвавшийся звук кашлем. Стоящий рядом Рой тут же пихнул его в бок. Ну да, ему-то невдомек, где вчера эта бутылка побывала. Стоит тут весь такой серьезный, как на параде.
– Если никто не сознается, – заговорил Малик, гневно сверкая глазами, – мы вынуждены будем доложить директору. И тогда, – он выдержал драматичную паузу, – наступят последствия.
Из горла Винса вырвалось какое-то невнятное кваканье, звук потонул в пробежавшемся по рядам тихом ропоте. Малик не делал кадетам замечаний: видимо, надеялся, что злостные нарушители сейчас договорятся между собой и со скорбными минами придут сдаваться.
Ага, сейчас же. Открой рампу шире. Винс, как один из злостных нарушителей, которому вчера перепало охренительного секса, сознаваться не собирался. Во-первых, слишком много придется объяснять. Во-вторых, как Малик найдет, кто именно оставил бутылку? Если бы индивидуальный запах Винса или Харри не успел выветриться и его можно было бы узнать, Малик не стал бы тратить время на этот цирк. Так что – ищи-свищи нарушителей, старшина! Удачи!
Максимум, на что он способен, – оштрафовать всех кадетов, заставить их драить грузовые трюмы и опустевшие топливные цистерны. Ничего смертельного.
Вот если бы кто сознался – это да… Тут, конечно, Малик нашел бы, где разгуляться. Карцер на месяц – вот и все наказание. После такого не то что выпивать, смотреть на алкоголь не захочешь.
Винс заскользил взглядом по рядам, выискивая Харри, и замер. Тот стоял неподалеку, смотрел прямо перед собой, а на лице его не было ни единой краски. Выразительные губы сжались в тонкую нитку и дрожали.
Шутливое настроение Винса как рукой сняло. Почему Харри так серьезен? Почему испуган? Альфа внутри зарычал, и Винс приложил усилия, чтобы не измениться в лице.