Альфа Кассиопеи
Шрифт:
Их взгляды встретились. Он подошел к ней, и мальчики стали исчезать. А что делать? Разве укроешь такое… Поселок маленький. Деревня…
— Завтра ты улетишь, наверно. Хорошая будет погода, — сказала Нина.
Виноградов улыбнулся.
— Спасибо, колдунья, — сказал он.
…И еще один умер. Сколько их было, умирающих дней? Так и не смог подсчитать: восьмой или девятый…
До сопки не дошел. Пока мог ее видеть, она казалась на том же расстоянии, что и утром.
Ночью идти бессмысленно.
…Кажется, скоро конец. Объявляют результаты голосования. Ну вот, есть у нас новый местком. Вошел туда и Задорнов, командир самолета, о котором при обсуждении его кандидатуры кто-то сказал: «Можно, сознательный, и рыбак хороший».
Нина оказалась права. Когда вышли из клуба, погода была на уровне.
— Выпьем у меня чаю? — спросила она.
— Можно и чаю, — ответил Юрий.
— Завтра ты полетишь.
— Наверное, — ответил Юрий. — Ты будешь ждать?
— Чудак, — сказала Нина.
…Ночью пришли волки. Тундра безмолвна, и даже стук собственного сердца оглушает, как уханье парового молота. И он слушал их шаги вокруг вездехода и удивлялся, почему, почему они не воют, как их таежные братья. Пусть бы уж выли. Может быть, это лучше, чем безмолвная тундра, мягкие шаги за обшивкой машины и погребальный звон собственного сердца.
Утром Виноградова вызвали к командиру отряда, едва он успел войти в штаб своей эскадрильи.
— Значит, так. Есть аварийная радиограмма из бухтинской гидробазы. — Человек у них пропал с вездеходом. Вышел с полярной станции и не вернулся. Видно, в эту пургу заблудился. Сейчас полетишь спасать. Впрочем, спасать видно некого. Разве что вездеход. Двенадцатый день сегодня.
— Занят я, занят, — крикнул он сунувшемуся в дверь плановику.
— И вот еще что, Юрий Иванович. Мы тут прикинули. Севастьянова, ты знаешь, зам ваш, в Магадан перевелся. Решили мы тебя к Маркову замом.
— Что вы, товарищ командир, не готов я еще. Да и не в этом дело. Андрей Михайлович Марков ведь мне как отец. И друг большой. Вместе на одной машине долго летали…
— Ну и хорошо, — сказал Петров.
— Конечно, конечно, — оживился замполит Громов. — Два друга, старый и молодой, вместе эскадрильей будете командовать.
— Конечно, — добавил Петров.
Замполит встал и подошел к Виноградову.
— Знаешь, Марков старого закала человек, а ты, так сказать, представляешь новую формацию. Вот и двигайте вместе. А дружба вам только поможет.
— И Марков доволен, — сказал Петров.
— Жалко, улетел он. Но мы говорили с ним об этом, — сказал замполит.
— Приказ будет к обеду, — сказал командир. — Лети спасать. — И он протянул Виноградову руку.
…Первым его увидел второй пилот Коля Левченко. «На сегодня уже все», — решил Виноградов, и вдруг второй показал рукою направо.
Машина не двигалась. Прошли на бреющем, и Юрия неприятно поразило, что вездеход стоит поперек следа. Кольнуло в груди. След и поперек — машина.
Площадку нашли быстро и почти рядом. Николай подбежал первым, рванул на себя дверцу.
Руки лежали на рычагах, крепко сжимая их. «Как автомат», — подумал Юрий.
Голова запрокинута на спинку сиденья. Коля осторожно тронул водителя за плечо. И вздрогнул. Человек открыл глаза, поднял голову, качнулся вперед. Летчики поддержали его.
Раздирая губы, прошептал:
— Пришли… Люди…
…На аэродроме ждала санитарная машина и медики. С летчиками никто из них не вылетал, не ждали, что найдут в первый день, да и вообще были убеждены, что тому, кого найдут, не понадобятся врачи.
Летчики проводили парня до санитарной машины. Хотели внести носилки, он знаком попросил подождать.
— Спасибо, ребята. Ты помнишь меня, кореш?
— Нет, не помню, — сказал Николай.
— Совсем не помнишь?
— По-моему, мы не встречались, — сказал второй пилот.
— Это хорошо… — сказал парень. — Спасибо… Как зовут тебя, друг?
3
Это был припев, и Анастасия Андреевна Сазыкина повторила его дважды. Потом принялась за новую песню:
Я хожу, хожу кругом города. Я секу, рублю мечом ворога, Еще там я красну девицу ищу, Еще где-то я молодушку найду. Я возьму ее за руку правую, Я поставлю ее на местечко; На местечко, да на показанное…«А где наше с тобой «местечко», Нина, — подумал Юрий. — И когда я тебя за руку правую…»
Он часто бывал здесь, в доме старого каюра Егора Сазыкина. Почти всегда, если приходилось ночевать в Федорове.
Ему очень нравилось слушать старинные русские песни, их с удовольствием пела для него старая бабулька Настя.
Как живуче народное искусство, какой обладает силой, что заставляет проносить себя через века и расстояния! Ведь эти песни принесли сюда триста лет назад казаки-землепроходцы. И ничего в облике жителей Федорова, их далеких потомков, не осталось от светловолосых и голубоглазых «ючей», как называли русских северные народы, ничего не осталось. Вот и бабулька, скуластая и узкоглазая, молодо поблескивает черными глазами, и сын ее такой же, и внучата, не очень внимательно слушающие сейчас Анастасию Андреевну. Ничего не осталось. Внешне.