Альфа Кассиопеи
Шрифт:
— Нам бы ступу тех духов, — мечтательно сказал второй.
— Чудак, — сказал командир. — Ведь это же чукотские духи. Ступами они не пользовались.
Вернувшись в избушку, они снова пили чай.
— Все в порядке, командир, — сказал второй пилот. — Штатное расписание учреждения «Необитаемый остров» заполнено. Есть Робинзон, есть и Пятница. Правда, климат, несколько того… Будем описывать наше приключение с учетом северных коэффициентов…
Их нашли на пятые сутки, к концу короткого зимнего дня. Над островом прошел самолет. Что-то темное кувырнулось в сугроб.
Разрыв снег, «Робинзоны» нашли бутылку и журнал «Огонек», засунутые в кирзовый сапог.
— Юмористы, — командир покачал головой.
— А записки нету?
— Есть. «Завтра прилетит вертолет. Разгадывайте кроссворд. Натирайтесь спиртом. Изнутри полезнее…»
2
Рассвет. Белесый, без солнца небо и тундра одного цвета, горизонт едва угадывался. Сверху лениво падали большие снежные хлопья, а может быть, их и не было. Может быть, они чудились ему…
Голова медленно клонилась к рычагам, но он выпрямился, заставил себя смотреть вперед на несуществующую дорогу и расплывшийся горизонт.
Человек облизал потрескавшиеся губы. Чайку бы сейчас, покрепче…
Кочка под гусеницей бросила вездеход вправо. Он потянул на себя левый рычаг.
Дойти б вон до той сопочки… Там, кажется, есть охотничья хижина. Сколько до нее, до сопки? На вид километров пять-десять, а может, окажется и все сто пятьдесят. Тут уж так, в этой стране…
И поесть бы… Нет, того, что осталось, он не тронет, кто знает…
Тундра пошла неровная, и теперь от постоянной работы рычагами стало жарко. Он остановил машину, вылезая глянул в зеркальце. Лица не было. Черная маска, на маске угольками — глаза. И зубы. Нет, зубов не было. Человек не улыбался.
…Собрание обычное — подводили итоги прошлого и брали обязательства на будущий год. На таких настоящей рубки не бывает.
А тут прорвало ребят. Командира отряда и замполита одолевали они вопросами. И почему с планом ерунда, и почему летчики должны в поте лица сами организовывать погрузку самолетов, и в столовой беспорядок, а когда летному составу жилье, наконец, будет — приходится в гостинице болтаться…
Потом вышел начальник службы связи, о которой докладчик сказал, будто там коллектив комтруда, и ошеломил всех, заявив в зале: «Верно!»
«И смех, и грех», — подумал Виноградов.
Он смотрел на командира отряда. Иван Леонидович Петров сидел у покрытого синим бархатом стола, всем своим грузным телом поворачиваясь к задающим вопросы летчикам и технарям.
Юрию было жалко сейчас командира, и вместе с тем что-то в нем раздражало. Хорошим летчиком знали этого человека, да и сейчас класс показать может, а вот администратор… Нет, не плохой, а все же чего-то ему б добавить надо. Смелости, широты, что ли… Есть в Петрове от нового времени, когда полярную авиацию передали в Аэрофлот. Теперь каждый начальник — требовал санкции свыше, а тот, верхний, еще свыше, чуть ли не от Москвы. И так тянулось, как цепная реакция, только без взрыва, ибо его-то и боялись, как черт ладана.
Правда, и работать на Севере не ахти… Того нет, другого. Не завез в навигацию — тащи самолетами, а все ли притащишь? Да и погодка, не дай Бог… Вот в докладе: отменено по метеоусловиям пятьсот вылетов. И кадры… Принято за год триста, уволено двести.
В зале загоготали. Виноградов нагнулся к диспетчеру Моисеенко.
— Что случилось, Иван?
— Завхоз отмочил. Вышел сейчас и начал: «Каждый из нас внес свой лепет в общее дело…»
…Человек не улыбался.
«И шрама не видно… Как после пластической операции».
Он горько усмехнулся и провел пальцем по слою сажи и копоти, покрывавшему лицо.
«Сейчас никто не назовет Меченым», — подумал он.
Как давно это было… И было ли, может, приснилось? Но после снов не остаются на лице шрамы. Разве что на душе только. Зеки, шестерки и рыжий Адик — Король на зоне. Нет, не приснилось ему тогда. Хотели глаза выхлестнуть бритвой: «Встанешь, падла, на колени? Ссучился, баклан?» — увернулся, а задеть — задели…
С трудом закрыл капот мотора. Ослабел очень. Дотяну ли? Снова поползла машина. Человека бы… Все вдвоем веселее. Жаль, не подождал механика полярной станции. Не мог, обещал начальнику вернуться побыстрее. Вот и быстрее… Как же он сбился? Все пурга, стерва… И вместо двух дней пути… Сколько он здесь? Восемь или девять?
Эта мысль целиком захватила его, так было легче. Думать, подсчитывать и ворочать рычагами.
Коли найдут его, то только сверху. Тундра бескрайняя, разминуться на ней ничего не стоит. Самолет бы увидеть, что ли…
Почудился гул мотора, но он не стал прислушиваться, понял, что рокочет двигатель его вездехода.
…Чего тогда с ними связался? Старые замашки, черт возьми, да Женькин «зверь»… В общем, хорошие ребята, летуны… И почему Варе танцевать с ними нельзя? Эх ты, собственник…
Был не так уж и пьян, а не понравилось, что Варя все время с этим пижоном-летчиком танцует. Подошел к нему и сказал, чтоб отваливал пилот помаленьку. Тот, понятно, не уразумел, и захотелось его по шее вдохновить. Руку он занес, да сзади ее зажали. Он бы вывернулся, силенкой Бог не обидел, да только остыл. Посмотрел — летчик тоже. «Ладно, ребята, погорячился немного». И вышел из зала. А когда проходил в фойе мимо почетной доски, образины своей и надписи «Лучший шофер-тракторист гидробазы», хотелось сорвать все к чертовой матери.
…Вручали грамоты. Когда дошла очередь до начальника электростанции, в зале погас свет. Вручали при свечке. Бедный начальник мечтал провалиться сквозь землю. Свет, правда, зажегся минут через десять, и объявили перекур.
В небольшом коридоре, служившем и курилкой, и фойе, теснились ребята и можно было свободно подвешивать топор.
Юрий затушил папиросу и пошел в зал. Ему хотелось увидеть Нину.
Она стояла, окруженная летчиками, которые наперебой рассказывали что-то смешное, громко хохотали, и Нина тоже смеялась, отвечала на остроты, а глаза ее обегали зал.