Альфа-ноль
Шрифт:
Осекшись от дичайшей судороги, набросившейся на каждую мою мышцу, я завалился на мать, выдавив из ее груди воздух. Услышав при этом ее последнее слово:
— Ге… Гедар…
А вот теперь точно все. Не поговорили. Умирающая женщина даже не поняла, какую змею пригрела, до последнего сражаясь ради пустой оболочки, давно захваченной чужаком.
Черт! Я ведь обязан был объяснить ей, что она и правда произвела на свет выродка. В ее никчемном сыне разума и на каплю не наблюдалось. Он и правда пустота, он чистый лист, а я текст, который она в своей слепой материнской заботе записала
Трейя умерла в полной уверенности, что до последнего всеми силами оберегала Гедара, а не захватчика, затаившегося в его пустой оболочке.
То есть умерла с чистой совестью. А это очень плохо. Настолько плохо, что даже боль от судороги, терзавшей тело, не смогла отвлечь меня от осознания упущенной возможности.
Я был обязан взять свое. Объяснить этой стерве всю глубину ее ошибки. Она должна была подохнуть в отчаянии, скрежеща зубами от бессильной ярости.
Судорога отпустила, но боль не ушла. Со мной что-то происходило. Что-то никогда до этого не испытанное. Волна ци прошла через тело не бесследно. После нее что-то осталось.
И это что-то терзало меня с жестокостью профессионального палача.
Будь на моем месте нормальный житель этого ненормального мира, скорее всего, здесь бы все и закончилось. Однако я это я — самое слабое существо, какое только можно вообразить. И существо, страдающее годами. Страдающее непрерывно. Страдающее с того самого момента, когда раскаленное острие жертвенного ножа обожгло кожу на груди.
Так что страдание — дело привычное.
Судороги — ничто. Как и боль, они мало что добавляют к привычному для меня существованию. Телесная немощь — даже не смешно. Без амулета я неподвижный овощ, который и дышит-то с трудом, куда ему шевелиться. Моя походка вдребезги пьяного повесы — это тоже вполне нормально. Мне впору собою гордиться. Бывало, я за две недели не делал столько шагов, сколько сделал сейчас.
И сделаю еще.
Я уходил. Не знаю куда, просто шел вперед. Сейчас мне надо оказаться как можно дальше от зарева, оставшегося за спиной.
Убийцы, пришедшие в усадьбу, погибли. Разве что один, возможно, каким-то образом избежал общей судьбы. Не исключено, что он исчез при помощи местной магии, как и Камай. Оба должны были погибнуть, почернеть под натиском ци, собираемой многими поколениями Кроу. Останков от них нигде не видно, а умчаться от волны смерти они никак не успевали.
Выброс энергии, на которой держится весь этот мир, пощадил лишь мать.
И меня.
Оболочку последнего Кроу, захваченную пришельцем.
И этот пришелец умеет думать даже в столь сложном состоянии. Я помню, что горит не только усадьба, но и мельница. Возможно, это дело рук других убийц, избежавших общей участи. Если это так, очень скоро они обнаружат гибель своих товарищей. Или вернется тот, от чьей руки погибла Трейя.
Жаль, что не от моей…
Чем дальше я уйду, тем больше шансов выжить.
Хотя зачем она мне нужна, такая жизнь?..
Глава 6
ВЗГЛЯНУТЬ В СЕБЯ
Ступени просвещения: неизвестно
Атрибуты:
Навыки: нет
Состояния: нет
Проснулся я, вынырнув из кошмара, который всем кошмарам кошмар. Я сгорал заживо вместе с усадьбой, потому что мой амулет увез Камай, а без него нельзя подняться с постели, не говоря уже о ходьбе. Мои кости голыми руками ломал Пенс, а мать, стоя рядом, аплодировала на каждый треск. Тшими, выбравшись из могилы, рассказывал мне об особенностях пищевого поведения разных видов червей и о том, что ощущает разлагающийся труп, когда эти мелкие твари его пожирают.
Ну и сердце мне вытаскивали из груди раз пятнадцать. И при помощи раскаленного ножа, и с использованием холодного, и даже безо всяких инструментов, голыми руками.
Для таких, как Пенс и Камай, это плевое дело.
И что самое нехорошее, проснуться не получалось. Я старался. Изо всех сил старался. Но никак. Так что стало закрадываться подозрение, что это явь. Это тот самый ад, который я заработал за нехорошие мысли по поводу зверского убиения матери и Трако Дарса. Должно быть, высшие силы этого мира считают, что даже думать о таком — смертный грех.
Но нет, обошлось. При очередной попытке я наконец выбрался в реальность.
Реальность оказалась необычной. Смутно помню, что потерял силы и свалился непонятно где. Думал отлежаться несколько минут, но потом последовал столь серьезный приступ судороги и боли, что даже для меня это оказалось слишком.
Вырубился.
Рассчитывал очнуться на земле, но оказалось, что лежу на сухой соломе, погрузившись в нее чуть ли не с головой. Ложе потряхивает, подо мной что-то монотонно поскрипывает, слышно невнятное бормотание негромких человеческих голосов, а в ноздри бьет концентрированный запах навоза.
Подмеченного хватило, чтобы осознать — никакая это не земля. Я нахожусь в повозке, которая куда-то движется. Слева и справа меня окружают мешки, бочки и ящики. Заметно, что их раздвинули, дабы освободить место именно под габариты моего тела. То есть кто-то проявил заботу.
Это утешает. Но я человек недоверчивый и потому не стал торопиться показывать, что пришел в себя.
Вместо этого попытался проанализировать свое состояние. Дело в том, что некоторые моменты во сне, из которого я с трудом выкарабкался, нельзя относить к кошмарным. Скорее к странным или, точнее, к специфически бытовым, если судить по меркам этого мира.
Сжал левую ладонь. Затем правую. Слушаются. И даже ощущаю, что смогу ими с приличной силой что-нибудь ухватить. Их возможностей, наверное, хватит для удержания полной тарелки с супом, что для меня — немалое достижение.
Стараясь не выдавать себя резкими движениями, проверил остальные части тела. Вроде все работает прекрасно, хотя в лежачем положении полностью в этом убедиться невозможно.
Ладно, будем считать, что с суставами и мускулатурой разобрался.
Дальше подошла очередь органов чувств. А вот тут все одновременно и проще и сложнее. Я разве что по поводу вкуса не уверен, но все остальное работает прекрасно.