Альфа-ноль
Шрифт:
Даже более чем прекрасно. Я никогда не слышал звуки настолько хорошо. Они будто объемными стали, подсказывая направление на источники и выдавая свои особенности. Зрение — аналогично. Да я в обычной соломе мог насчитать десятки цветовых оттенков, чего раньше и близко не наблюдалось. Пальцы мои стали столь чувствительными, хоть в шулера подавайся, а нос в навозной вони различал некоторые нюансы, по которым я определил, что источником запаха являются несколько лошадей, у одной из которых, возможно, что-то нехорошее с желудочно-кишечным трактом.
— Проклятая Чмарька,
Почему одного из? Да потому что их несколько, по одному или два на повозку. Это тоже подсказал мой слух, когда я кое-как разобрался в необычном изобилии информации, которую он выдавал.
Ребенок, тело которого я захватил, был полностью неполноценным. Он едва слышал, слабо видел, а запах навоза не всегда мог ощутить, даже уткнувшись лицом в свежайшую коровью лепешку. Вкуса у него хватало только на то, чтобы мед с солью не перепутать, а пальцы на ощупь не были способны отличить задницу от лица.
С этим телом определенно что-то произошло. Если раньше я в нем ощущал себя как ступня сорок пятого размера, втиснутая в детский ботинок, то теперь все по-другому. Оно сидит на мне как влитое.
Это больше не тело Гедара — это мое тело.
Необычное ощущение. Приходится заново привыкать к тому, что для обычного человека норма.
Судорог нет, но осталась боль, угнездившаяся во всех суставах. Но она вполне терпимая и даже чуть приятная. Нет, не в том смысле, что я получаю удовольствие от хлыстов в руках озабоченных дамочек, облаченных в черный латекс. Это что-то вроде «мышечной радости» у людей, занимающихся спортом. Тот случай, когда человек изрядно перетренировался, отчего на следующий день ощущает себя не слишком хорошо, но понимает, что это пошло ему на пользу.
Понятия не имею, что со мной происходит, но должен признать, что с телом если не полный порядок, то все очень хорошо. Так хорошо, как никогда до сих пор не бывало.
Значит, не мешает продолжить изучение своего состояния. Углубиться в то, чему в моем мире нет аналогов.
Проблема в том, что я очень смутно представляю, как это делается. Мать и приводимые ею время от времени умельцы не раз пытались меня научить азам работы с ПОРЯДКОМ. И я даже искренне старался, надеясь, что это позволит мне стать полноценным. Но все без толку, ни разу ничего не получилось.
Но сейчас во мне что-то поменялось. Кто знает, вдруг открылись прежде крепко запертые двери. На это намекают отдельные элементы кошмарного сна, из которого с трудом выбрался.
Однако сон — не реальность. Пока не попробуешь — правду не узнаешь.
Проблема в том, что мать и прочие толком не смогли объяснить, что и как следует делать. Это примерно то же самое, как учить человека медитации при условии, что тот никогда прежде не интересовался духовными практиками и даже более того, считал их жалким шарлатанством.
Да уж. Задачка. Пожалуй, это так же трудно, как объяснить слепому цветовое разнообразие радуги.
Но я старался. Старался изо всех сил. До скрипа мозговых шестеренок напрягал память,
Надо сказать, что я этим не в первый раз занимаюсь. Уж сколько мне мать пыталась талдычить, да и несколько наставников, приведенных за немалую плату, тоже со мной изрядно намучились. Но никому так и не удалось ввести меня в это состояние. Складывалось впечатление, что это невозможно. То есть способность заблокирована или вообще не предусмотрена.
Скорее второй вариант, ведь зачем пустому смотреть на свою пустоту.
И вот я пытаюсь проделать это снова и снова. Выворачивая глаза в разные стороны, то закрывая их, то широко распахивая.
Без толку.
Ну да, чего еще ждать от ни на что не годного выродка…
В этом мире лучше появиться слепым и глухим, чем пустым. Я лишен главного инструмента взаимодействия с этим миром. Мой случай не поддается лечению или хотя бы объяснению, где это лечение следует искать. Я уникален. Да, похожие случаи не так уж и редки, но обделенные ПОРЯДКОМ бедолаги погибают либо при рождении, либо в раннем младенчестве.
Я тоже не должен жить. Но почему-то живу. В этом, конечно, колоссальная заслуга Трейи. Но у нее было не так много возможностей меня поддерживать. В общем, то, что пустое тело дотянуло до тринадцатилетнего возраста, — великое чудо.
И не менее великая загадка.
В очередной раз над этой загадкой задумавшись, я, продолжая на автоматизме экспериментировать со своим зрительным аппаратом, столкнулся со странным явлением. Никогда прежде ничего подобного со мной не происходило. Меня как будто отодвинули на метр назад. То есть вдавили вниз, под днище телеги. В яму, похожую на могильную: узкая, с вертикальными, чуть просвечивающимися стенками. За ними можно разглядеть смутные силуэты каких-то объектов, но что это такое, определить невозможно.
Картинка впереди просматривается лучше, но она сильно размытая и будто туманом затянутая, густым до такой степени, что хоть ножом на куски кромсай.
И в тумане этом висело что-то, более всего похожее на неровный клубок шерсти, с которым вдоволь позабавился игривый кот. Во все стороны торчат разорванные нити и петли, повсюду парят оторванные фрагменты. Они медленно кружат, будто спутники, по круговым и эллиптическим орбитам. Причем во всех направлениях, создавая давящее на глаза напряжение.
Попытавшись вглядеться вглубь клубка, я наконец отчетливо осознал — у меня получилось.
То, что не смогли сделать Трейя и наставники, вышло у меня самостоятельно. И даже более того, я мог это повторить, потому что понял, каким способом это делается.
Да как два пальца…
Этот мир называется Рок. Единственную гласную букву полагается тянуть, так что, если быть дотошным, следует писать Роок. Но Рок — куда интереснее звучит с точки зрения опыта моей первой жизни.