Альфа-один
Шрифт:
Кстати, любительских голофильмов, позаимствованных из личного архива мисс Тиндалл, в досье было на удивление много. Часть из них была знакома, часть – нет. Например, записи с сафари на архипелаге Норта, во время которого он по пьяни чуть было не подстрелил вьючную лошадь, и порядка семидесяти клипов, сделанных во время вечеринок, проводимых в принадлежащем им с женой особняке, были ему знакомы. А вот речь Клаудии на школьном уроке по риторике, ее первый поцелуй или последний танец на выпускном, по причине перебора со спиртным закончившийся походом в туалет, – нет. Точно так же,
Вообще объем записей в папках, посвященных Клаудии и Миранде, поражал воображение. А после просмотра некоторой части – и морально убивал: Бренда видела его жену и дочь как-то иначе. И заботливо хранила в архиве записи той части их жизней, о которой он не имел никакого представления.
Оторваться от просмотров этой части досье удалось с большим трудом. И только потому, что меддиагност комма, контролирующий его состояние, начал подавать тревожные сигналы не только ему, но и в медцентр ОНИИК.
Разговор с персональным врачом, угрожавшим принудительной госпитализацией, слегка успокоил нервы и позволил с новыми силами взяться за работу. Точнее, за изучение личной жизни мисс Тиндалл. И заставил сделать неожиданный вывод: как ни странно, но этой самой личной жизни у Бренды практически не было – с Ларсом Свенссоном, своим одногруппником, она встречалась с конца первого курса и до середины второго, а Шарля Моро, главу одного из департаментов «East-West-Bank», бросила на втором месяце отношений.
Эсбэшник, анализировавший эту часть ее досье, не мог не обратить внимания на эту странность и, естественно, приложил все силы, чтобы докопаться до причин. Начав со взлома запароленной папки, имевшейся на личном комме Бренды Тиндалл.
Из голографий, хранящихся в ней, Баррен решил открыть только одну. Ту, которую, судя по счетчику обращений, Бренда открывала порядка девяти тысяч раз. И, вывесив перед собой, на какое-то время выпал из реальности: на снимке был запечатлен он, Барни. В тот момент, когда, обернувшись на крик Уильяма Харриса, в первый раз в жизни увидел свою будущую жену…
Конец файла с выводами, сделанными аналитиками, он просматривал уже равнодушно, так как безуспешно пытался представить, сколько силы воли потребовалось Бренде, чтобы скрывать свои чувства на протяжении девятнадцати лет. И сосредоточился на тексте только тогда, когда добрался до кучи ссылок, зачем-то выделенных красным цветом.
«Согласно выводам, сделанным расчетно-аналитическим блоком Мэри-Лу, вероятность имитации чувств в записях, приведенных ниже, составляет ноль целых шестьсот четырнадцать тысячных процента. На основании этого и пунктов, перечисленных выше, можно утверждать, что отношения к похищению Миранды Баррен рассматриваемый объект не имеет…»
Пройдя по последней ссылке, судя по расширению, недельной давности, он наткнулся на двадцатиминутный ролик, в котором заплаканная Бренда, сидящая на полу своей спальни, смотрела один из голофильмов с Мирандой и накачивалась вином.
Его он посмотрел с начала до конца. А двухминутную запись, запечатлевшую реакцию мисс Тиндалл на сообщение о похищении его дочери, – нет: один-единственный взгляд на ее помертвевшее лицо резанул по сердцу такой болью, что комм, перейдя в автоматический режим, впрыснул ему какую-то гадость, отключающую сознание.
Пока перед глазами сгущалась черная пелена, он вспоминал похороны Клаудии: себя, пребывавшего в перманентном ступоре, небольшую кучку друзей и родственников, действительно оплакивавших его жену, и толпу тех, кто использовал их горе для достижения каких-то личных целей. Потом увидел потемневшую от переживаний Тиндалл, бегающую по дому с заплаканной Мирандой на руках, и при этом умудряющуюся связываться то с представителями похоронного агентства, то с компанией, обещавшей предоставить катафалк, то с кем-то там еще. А на самой грани забытья вдруг понял, что проверять лояльность ЭТОГО человека было свинством…
Глава 23
Ярослав Колпин
Очередная группа пэкашников вскрылась на подходе к Слепому Пятну – участку Сумеречных Болот, в котором обитал четвертый босс. Они таковали, как тут принято, на мобах. Ульерса – тремя дэдэшниками, а Альку – танком и магом [107] .
Если бы не Перехват, брошенный Комтуром на клирика, его бы точно «слили»: урон, наносимый ему двумя Убийцами и Головорезом, был настолько велик, что жизнь бедняги практически сразу рухнула в красную зону и удерживалась на грани жизни и смерти только за счет непрерывного лечения.
107
Для справок: в Ллеваррене есть классы, которые вешают невидимость на группу. В данной ганк-пати это делает Головорез.
С Алькой оказалось сложнее: без особого труда увернувшись от удара Гладиатора, вынырнувшего из групповой невидимости прямо за ее спиной, она всадила в Некроманта Ослепление, ускорилась и, добежав до хила пэкашников, шваркнула его по голове. После чего заорала в чат группы:
– Их клира не трогать: спит!
Сбив с ног вражеского танка, не ожидавшего от «барда» такой прыти и поэтому рванувшего в погоню с некоторым запозданием, я прыгнул к Некроманту и, оказавшись за его спиной, успел прервать чтение аоешки. Потом обхватил его за корпус и в лучших традициях адептов Ордена Отречения исполнил Бросок прогибом.
Страховаться мага явно не учили, а догадаться напрячь шею и хлопнуть ладонями по стремительно приближающейся земле он почему-то не смог. За что и поплатился, мгновенно превратившись в бесплотный дух и, наверное, зависнув над бренным телом.
За пару мгновений, потребовавшихся мне для того, чтобы его убить, ситуация на тропинке практически не изменилась: группа Мавок, перед началом боя висевшая на мне, почти добежала до меня, Ульерс, вливающий в себя хилку за хилкой, еще стоял, а Алька успешно уклонялась от атак Гладиатора. При этом как-то умудряясь развешивать метки, баффать группу, отлечивать себя и держать Комтура!