Альфа-женщина
Шрифт:
– Нет, – вынуждена была признать я. Все, о чем поведала «кошечка», святая правда.
– Я вынужден заключить вас под стражу.
«Давно пора!» – хотелось крикнуть мне. Мы, кажется, заигрались. Он быстро нацарапал что-то на листке бумаги и пододвинул его ко мне.
«Я добьюсь, чтобы тебя выпустили под залог», – прочитала я, после чего Ярослав Борисович неторопливо порвал листок и, скомкав обрывки бумаги, бросил их в урну. Я кивнула: хорошо.
Не буду описывать те несколько дней, что мне пришлось провести в СИЗО. Ни к чему. Одно скажу: если бы не Слава, я провела бы там вечность. Когда бы еще состоялся суд? Люди ждут его годами, а некоторые, так и не дождавшись, умирают. У нас приговор – это, скорее, милость, конец мучениям. Потому что конец неопределенности. Пока томишься на нарах в ожидании
Одна радость: от меня отстал Кобрин. Едва меня упрятали в СИЗО, Игоря Абрамовича как ветром сдуло! А я-то воображала, что он будет носить мне передачи! Что наша любовь вечна! Но мама ему категорически запретила.
– Держись подальше от этой уголовницы, – наверняка сказала она.
И правильно! Никогда Кобрины не имели дело с преступниками! Даже моя недвижимость, вдруг да я ее сохраню и отпишу жениху в наследство, не могла компенсировать того разочарования, что я нанесла Игорю Абрамовичу своим недостойным поведением. Хотя он ведь с самого начала знал, что в убийстве Курбатова подозревают меня. И сделал свою ставку. Что называется, рискнул. А когда риск не оправдался, спокойно, без зазрения совести меня предал. И даже сказал, что ошибся вследствие сумасшедшей близорукости. Курбатов, мол, был жив, когда он уезжал. Не разглядел, каюсь. Даже вопрос, как он в таком случае водит машину, не поставил Кобрина в тупик. Оказалось, зрение у него изменчивое, как у хамелеона. То он видит, то нет. В доме, мол, царил полумрак, в котором легко все спутать. Ага. Живого с покойником. Привлечь Игоря Абрамовича за лжесвидетельство, конечно, можно, как сказал львенок, только охота возиться? Если бы всех, кто злоупотребляет враньем, за это судили, на свободе остались бы считаные единицы. И те сдались бы на милость победителей, добровольно отселившись в резервацию. И все вернулось бы на круги своя, то есть стало бы как сейчас. Все врут, но поскольку правды нет вообще, то и что такое ложь, определить невозможно. Ложь условно считается правдой, хотя все знают, что это ложь. Немного путано, зато как есть.
Предательство Кобрина не поразило меня, как в случае с Сашей, в самое сердце. Я лишь посмеялась.
Зато Алина порадовала. Это она нашла мне адвоката. Я даже почувствовала угрызения совести. Женщина, которую я своими собственными руками утопила, теперь чуть ли не единственная протягивает мне руку помощи. Не знаю, почему она вдруг прониклась ко мне симпатией. Не иначе как от одиночества. Ведь мы обе стали изгоями. Ее подруги улетучились, едва поняли, что Алина теперь женщина не их круга. Это открытие предстоит сделать каждому, кто упал с вершины. По разным причинам утратил популярность, разорился или просто возникли проблемы со здоровьем. Очнувшись в реанимации после обширного инфаркта, человек с удивлением узнает, что так называемые друзья, которых еще вчера был полон дом, стали вдруг страшно заняты. Настолько заняты, что им недосуг забежать в больницу. Это притом, что, кого ни спроси, каждый считает себя хорошим человеком. Господи, откуда же столько плохих?!
Выйдя из тюрьмы, я получила наконец свой мобильник. У меня было право звонка и там, но я намеренно от этого отказалась. Как ни странно, заключение под стражу на несколько дней пришлось мне на руку. Мои враги, во-первых, не могли до меня дозвониться, а, во-вторых, узнав от наших общих знакомых, что я в тюрьме, потому и не отвечаю на звонки, сразу успокаивались. Понятно, что коль скоро я там оказалась, мне светит срок за убийство. А это немало, при благоприятном для них раскладе – лет пятнадцать. Лежачего не бьют, все знают, что лучше со многими проблемами на воле, чем за решеткой с любой проблемой. Неважно, что она всего одна, остальные вскоре появятся. Меня ждали такие неприятности, по сравнению с которыми потеря заманчивой должности ректора показалась той же Людмиле Ивановне сущим пустяком. Я была уверена, что скандал замнут, никто БЧ в тюрьму не посадит, в крайнем случае, пошлют подальше, то есть временно отправят куда-нибудь послом. В океане много островов, над каждым из которых развивается государственный флаг, большим чиновникам есть где пересидеть немилость верховной власти.
Когда я вышла из ворот тюрьмы, накрапывал дождь, и я сочла это хорошим знаком.
– Я его подзаряжал, – сказал Слава, протянув мне мобильный телефон. – Но на звонки не отвечал.
– Все правильно, – кивнула я.
– Тебе все время звонил какой-то Саша, – внимательно посмотрел на меня львенок.
– Ты с ним разговаривал? – спросила я на всякий случай.
– Нет. Зачем мне это?
– Неужели тебе не интересно? Что за Саша, почему звонит?
– Мне неинтересно, – твердо сказал он.
– Тогда тебе должно быть не интересно, о чем мы с ним сейчас будем разговаривать, – намекнула я.
– Я подожду тебя в машине.
И он ушел. Такая покорность меня, признаться, позабавила. Хотя… Слава оставил разговор на сегодняшний вечер. Все равно он будет долгим. И разговор, и, разумеется, вечер.
Я нажала на красную стрелочку. Неотвеченный вызов. Ответ последовал мгновенно:
– Да! – И, не дожидаясь моей реакции: – Я тут с ума схожу! Куда ты подевалась?!
– Мне стало плохо, милый, разве ты не знаешь? – заворковала я. – Тебе должны были сообщить…
– Ты где?!
– Как где? В больнице! О! Я еще не умерла, так что не беспокойся.
– В какой больнице?! – начал терять терпение он.
– Конечно, в Барселоне. Где же еще? В городе нашей любви, – протянула я с иронией. – Меня скоро выпишут, и я вернусь в уютную квартирку, которую ты для меня снял.
– Ты надо мной издеваешься, да? Я объездил все больницы! И морги! Я даже продлил командировку! Я метался по городу, как безумный, пока не понял, что тебя здесь нет!
– Много же тебе понадобилось времени, – усмехнулась я. – Впрочем, ты всегда был не больно сообразительным. – Меня так и подмывало сказать: тупым. – Надеюсь, поездка доставила тебе удовольствие.
– Ты… ты соображаешь, что делаешь?!
– А ты?
– Я пытался тебя спасти!
– Да ну? Вот что, милый. Ты вдруг вообразил себя матерым волком, а ты еще щенок, чтобы играть со мной в такие игры. И тебя, как щенка, ткнули носом в лужу, которую ты напрудил. Возьми полотенце и оботрись. Что касается меня, я давно уже в Москве.
– На чем ты уехала? Неужели на поезде?
– На «Скорой». Господи, какой ты тупой! – Я все-таки это сказала.
– Ты ненормальная! Ты все равно сядешь!
– Рот закрой, мальчишка. Надеюсь, ты не забудешь мои вещи, – ехидно произнесла я. – Чемоданчик из отеля захватишь?
– Нет, подарю горничной! – Он всерьез разозлился. Теперь я его макала с головой в унитаз. И с каким удовольствием!
– Я ведь знаю, зачем ты это делаешь. Ради кого.
– Гера… – Он, кажется, поплыл. Я попала! – Ты не так поняла…
– Я все правильно поняла. Ты решил, что я дешевка, меня можно взять за пять копеек, если хорошенько ублажить в постели. Запомни: это я тебе внушила, что ты великолепный любовник. Потому что ты был мне нужен. На самом деле ты не стоишь ни черта. И в другой постели тебе это придется объяснять доходчиво, поэтому советую попробовать. Это я тебя всему научила, я тебя сделала, – уже всерьез разозлилась я. – А ты решил меня слить. Только у тебя ничего не выйдет.
– Сколько… сколько ты хочешь? – спросил он севшим голосом.
– А сколько у тебя есть?
– Я не… не располагаю большими средствами.
– Хватит мямлить! Приди в чувство и сделай мне достойное предложение! А я подумаю.
– Хорошо.
– Надеюсь, ты уже на пути Москву.
– Да, я в аэропорту.
– Пришел в себя?
– Гера, я и в самом деле волновался…
– Да, вот еще что… Хотела тебя поблагодарить за эту поездку в Барселону. Я прекрасно провела время. Ты меня развлек.