Шрифт:
Глава первая
Первым пришло ощущение тела. Вернуться в тело из небытия было немного неожиданно. Ощущение пространства-времени отсутствовало напрочь, зато где-то за ватной стеной слышались звуки. С каждой секундой звуки становились все отчетливее. Вместе со звуками приходили воспоминания, в основном мои, но было что-то еще. Как там сказал мой наниматель — не сильно на них заморачиваться? А если это уже конечная точка, когда лететь, куда? Блиин, как больно.
Боль пришла вместе с полным восприятием окружающего пространства. С болью пришло понимание, что я не в своем прежнем теле. Мою тушку держали под руки. Кто именно
Холодный ветер дул в лицо, заставляя глаза слезиться. Рядом находились люди, но разглядеть я их не мог.
— Вколи ему зотракс, — раздался справа от меня властный голос. — Не хватало еще, чтобы он подох раньше времени. Я хочу, чтобы он чувствовал все, до самого конца. Вы не перестарались? — в голосе появились нотки беспокойства.
— Вроде нет, великий омун, — густой бас у моего левого уха полон почтения. — Он не признался до последнего, хотя мы старались.
Укола в плечо я не почувствовал, лишь слабый толчок. Зато сознание стало обретать четкость, организм стремительно возвращался в форму. Боль стала более детализованной. Вместо общего ощущения боли стали появляться ее тончайшие нотки. Я как гурман вкусами, мог наслаждаться болевыми ощущениями в каждой части тела. Без внимания мои мучители не оставили ни одной части. Когда все это разом с осознанием накатило, я закричал. Точнее, попытался закричать, однако пластырь надежно склеивал губы, позволяя только мычать. Мычание с вылезшими из орбит глазами понравилось великому онуму, знать бы, что это за хрень — онум.
— Вижу, зотракс тебе понравился, — заговорил онум. — Я рад, что ты еще жив, но это ненадолго. Знаешь где мы сейчас? Подозреваю, что нет. Это крыша ханума звезд, того самого. Помнишь?
Конечно я ничего не помнил, но сказать об этом не мог. Хорошо вообще понимал, что он говорит. Язык был незнаком, точнее я такого раньше не слышал. И сам собеседник, довольно странный на вид, эдакий шкафчик. Реально, каков в высоту, таков и в ширину. Вроде сбоку еще люди и они похожего телосложения. Ели бы не смуглое лицо без бороды, я бы подумал, что мой собеседник гном. Гномов я никогда в жизни не видел, зато по фильмам и книжкам представлял их похожими на этого онума.
— Знаю, что помнишь, но надеешься избежать возмездия. Не получится. Ладно, Халани, она выздоровеет, ей сотрут неприятные воспоминания. Не буду спрашивать, как ты посмел, но ты еще умудрился обвинять во всем сына моего верного алима. Вначале я хотел заставить тебя страдать вечно, кудесники в лаборатории могут многое. Только понял, что мне скоро наскучит смотреть на твои мучения. Я могу отпустить тебя прямо сейчас, если ты признаешь, что оклеветал Эрона. Просто кивни. Эрон, посмотри на него, — приказал онум кому-то.
Перед моими глазами предстал еще один шкафчик только моложе самого онума. Глаза парня испуганно бегали, выдавая беспокойство. Беспокоиться было о чем, воспоминания хозяина тела накатили волной. Я друг Эрона, точнее его верная шестерка, поскольку мой клан у него на побегушках. Халани, дочь онума, тоже из золотой молодежи — капризная стерва. Эрон тогда взял ее силой в верхних покоях ханума звезд. Проблема была не в самом акте, а в том, как он это проделал, извращенец. Халани слетела с катушек, причем так, что скрыть
Можно кивнуть головою и заслужить быструю смерть. Только в глазах Эрона я не видел ни капли раскаяния или сожаления о произошедшем. Меня не волновала эта заносчивая сучка, нет. Мне стало обидно, что меня сливают в унитаз как, ну понятно как. Я готов был ради него расшибиться в лепешку, считал другом, а он меня предал. Я видел в его глазах желание быстрее покончить со мной, чтобы обмыть свою удачу. Обвести вокруг пальца онума, это большой риск. Как они подделали записи галлографа? Суки, к боли в теле добавилась злость на друга. Какой друг, я в чужом теле, меня грохнут, чего я вникаю в чужие проблемы? Мне нужно быстрее сдохнуть, желательно без мучений.
Отрицательно мотаю головой. Дурак, зачем, но ничего не могу с собой поделать. Душевная боль хозяина тела захлестывает меня. Хочется выплеснуть всю злость и обиду, душащую меня спазмами в горле. Только не заплакать, делаю медленный глоток, ощутив привкус крови. Язык скользит по обломкам зубов. Они острые и к ним неприятно прикасаться. Что еще со мной сделают?
— Решил не сдаваться? Как знаешь. Перчатки.
Помощники подают онуму перчатки, которые он не торопясь одевает на руки. Перчатки светло-желтые из какой-то кожи, на подобие змеиной.
— Карташ, — рука онума отведена в сторону. На желтую ладонь перчатки бережно ложится черный нож из камня. Каменный нож словно мерцает изнутри своей чернотою. Зрелище завораживающее и одновременно пугающее. Память ничего не подсказывает, но мне отчего-то становится страшно.
— Вижу, ты слышал о них, но никогда не видел, — онум медленно водит лезвием перед моими глазами. — Радуйся, тебе выпала честь почувствовать всю силу карташа.
На лице онума нет улыбки. Он смотрит на меня равнодушным взглядом. Ощущаю, как рука в перчатке хватает мои гениталии, а потом приходит боль в паху. БОЛЬ, все предыдущие ощущения ничто по сравнению с тем, что я ощущаю сейчас. Словно яд, стремительно поднимающийся от низа живота, пытается выжечь каждую клетку тела. Я опять мычу в пластырь, глаза навыкате. Приятное состояние, однако. Хранитель, сука, не мог транзитную точку полегче выбрать.
— Это я оставлю на память, — рука онума с кровавым обрубком появляется перед моими глазами. Раньше это были мои гениталии. Это тело принадлежит не человеку. Член больше похож на собачий, в мошонке одно яйцо, зато большое. Все это черного цвета с темно красной кровью — вишневой.
Сознание воспринимает картинку, мысли где-то на задворках, а на переднем плане все та же БОЛЬ. Она с каждой секундой поднимается выше и выше. Ноги погрузились в кипяток с пираньями, отщипывающими куски плоти и грызущими кости. Вверху огненный поток поднялся до ребер, терзая кости.
— Онум, он скоро весь почернеет, — раздается взволнованный бас, поддерживающего меня помощника.
— Я быстро, — онум вонзает в пах свой карташ и тянет его вверх. Черное лезвие рассекает все на своем пути, даже кости. Я чувствую, как от лезвия разливается неведомая сила, усиливающая боль. Странно, что не могу потерять сознание. Мешает зотракс в организме или особенности ножа такие, но я в сознании, наедине с БОЛЬЮ. Понимаю, что я теперь связан с нею навеки, мне от нее никуда не скрыться. Она добирается до самой моей сути.