Алгорифма

Борхес Хорхе Луис

51. Счастливы счастливые.

В ЛАБИРИНТЕ

О, ужас! Эти каменные сети И Зевсу не распутать. Измождённый, Бреду сквозь лабиринт. Я осуждённый. На бесконечно-длинном парапете Застыла пыль. Прямые галереи, Измеренные долгими шагами, Секретными свиваются кругами Вокруг истекших лет. Хочу быстрее Идти, но только падаю. И снова Мне чудятся в сгущающемся мраке То жуткие светящиеся зраки, То рёв звериный. Или эхо рёва. Бреду. За поворотом, в отдаленье, Быть может, затаился наготове Тот, кто так долго жаждал свежей крови, Я столь же долго жажду избавленья. Мы оба ищем встречи. Как и прежде, Я верю этой меркнущей надежде.

ЛАБИРИНТ

Мир — лабиринт. Ни выхода, ни входа, Ни центра нет в чудовищном застенке. Ты здесь бредёшь сквозь узкие простенки На ощупь, в темноте, и нет исхода. Напрасно ждёшь, что путь твой сам собою, Когда он вновь заставит сделать выбор, Который вновь заставит сделать выбор, Закончится. Ты осуждён судьбою. Вдоль бесконечных каменных отростков Двуногий бык, роняя клочья пены, Чей вид приводит в ужас эти стены, Как ты, блуждает в чаще перекрёстков. Бреду сквозь лабиринт, уже не веря, Что повстречаю в нём хотя бы зверя.

ХРАНИТЕЛЬ СВИТКОВ

Там есть сады, монастыри, уставы Монастырей, прямые лады и Слова прямые — пой, как соловьи! Только не все очистили уста вы. Есть 64 гексаграммы, Есть ритуал — единственно, что Знать должно в поднебесной всем как то, Без чего прах, носимый по ветрам мы. Он — неба Императора и доблесть, И облаченье, ясный чей покой Мир отразил, как зеркало. Рукой Коснувшись, пыль сотри с него — есть проблесть? Должны плодоносить поля с садами, И как верны потоку берега, Так верно, что наскочит на врага Единорог за срам свой со стыдами. Вселенной сокровенные законы, Гармония всей тьмы вещей вокруг Сокрыта в книгах, свитки же, мой друг, Со мной хранят небесные драконы. Нахлынувшие с севера монголы На маленьких гривастых лошадях Свели на нет — увы! что делать? ах! — Все меры Сына неба. Земли голы. В кострах горят деревья вековые, Безумец мёртв и тот, умом кто здрав. Убит привратник. Он-то чем не прав? Все женщины от них едва живые. Орда пошла на юг. Зверей коварней, Свиней невинней. Утром прадед мой Спас книги. В башне долго можно с тьмой Бороться… О, эпохи цвет досвинней! Нет дней в моих очах. Так много полок И так мало лет жизни… Сон, как пыль. Чем обмануться? Миф ли в свитке, быль, Весь день сижу я в башне, свет где долог. И то правда: жить лучше, не читая. А утешаю я себя лишь тем, Что для того, кто видел их тьму тем, Всё с вымыслом слилось. Блажу, мечтая! Как в грёзе вспоминаю, чем был город Прежде орды и чем он стал теперь. Затворник я дверенеотоперь. Периный пух мечом зачем-то вспорот… Кто запретит мне грезить, что однажды Я вникну в суть вещей и нанесу Рукою знаки, как гроза росу, Которая избавит дол от жажды? Моё имя Шианг, хранитель свитков, Возможно что последних, ибо нет Вестей — что с Сыном неба? Звёзд-планет Дитя от крепких спит, небось, напитков…

ШАХМАТЫ

1

В своём уединенье шахматисты Передвигают медленно фигуры, Задумавшись, как римские авгуры… Два вражьих цвета в ненависти исты! Глубинными решеньями цветисты Ходы: проворен конь, неспешны туры, Ферзь всевооружён, царь строит… чуры (!) Уклончив офицер, злы пехотисты. Но даже если игроков не станет, Быть архетип игры не перестанет. Война с Востока, где звезда истечна, На запад перекинулась. Настанет Финал лишь партии, которая конечна, А не игры, что — как другая! — вечна.

2

Царь слаб, нагл офицер, зело кровава Царица, зато пешка — полиглот. На чёрно-белом поле кашалот Разинул пасть и крокодил зеваво. Не ведают, что наперво-сперваво Просчитаны ходы тех, чей оплот — Коварство. Есть алмазный светолот, Высвечивающий то что скрываво. Только не ты ли Игрока другого Орудие? Омара дорогого Здесь вспомянём, его сравненье — мы Для Бога то же, что для нас фигуры На шахматной доске. Не балагуры Над партией сидят до самой тьмы!