Алхимик
Шрифт:
А ведь на ней точно не прикид. Ролевой шмот всегда узнается на глаз: он или новый, совсем не ношенный и без меры пафосный; или замызганный и непрактичный, сшитый как попало и из чего попало. Платье свое девушка явно носила не первый год и носила часто — застиранные пятна, потертые рукава, посеревший воротничок. Такого с прикидами, которые от сезона до сезона лежат по шкафам, случиться не может.
— Ну ты и вырядился, парень, — наконец заявляет ему девица. — Ты жонглёр что ли?
Говорит она на английском, только с жутким выговором, так что половину
— Я не жонглёр, — отвечает он. Девушка презрительно фыркает.
— Тогда тебе лучше переодеться — пока мясники Уиншипа тебя не увидели. Ты ведь не один из них, да? Точно. Я бы такого красавчика запомнила.
Горделиво вскинув подбородок и одновременно одарив его игривым взглядом, она уходит. Сол слышит, как уже за его спиной снова раздаётся довольное мурлыканье:
Уж с десяток пaрней зaмуж звaли скорей, Но покa онa всех отклонялa. Впрочем, Томми Килин помнит, кaк онa с ним Вечерком по рaйону гулялa.Сверху падают мелкие, холодные капли. Подняв голову, Сол с досадой понимает, что небо, насколько его видно между домами, затянуто низкими серыми облаками. Дождя не избежать.
Он шарит по карманам, пытаясь найти мобильник — бесполезно. Видимо, выложил, когда укладывался. Зато в заднем кармане — небольшой мешок с образцами игровых монет. Вышли они в этот раз вполне прилично — заводская чеканка, договорились с мужиками на ремонтном за нормальные деньги. В боковом кармане шорт обнаруживается дневник Алины. Эд пытается вспомнить, когда его туда положил, но подходящего случая в памяти не находится.
— Да не, — бормочет он. — Это точно шутка. Мобильник забрали, дневник подсунули…
Дождь становится сильнее. Эд оглядывается. Навесы на улице есть, но под каждым навалено столько хлама, что и не втиснешься. Зато над дверями одного дома висит грубая вывеска «Дыра в Стене. Выпивка и Крысиные бега», а немного ниже красуется грубая надпись «Мела нет», сделанная тем самым мелом, наличие которого отрицается. Денег у Эда нет, да и отчего-то ему кажется, что родную валюту здесь не примут.
— Ну что, — ухмыляется он, направляясь ко входу в заведение. — Вы пошутили, и я пошучу.
Несмотря на ранний час, двери открыты. Входной колокольчик хрипло звякает, извещая о госте. Внутри кисло воняет потом, объедками и чем-то еще, совсем уж мерзким. Из мебели, одна только стойка, на которой стоит бочка, литров на пятьдесят с грубо намалёванным на боку словом «Всякое». Прямо под стойкой лежит какое-то тело, всхрапывает и пускает пузыри в луже не то спиртного, не то чего похуже. Над ним на стойке стоит стеклянный кувшин, полный мутной буроватой жижи, в которой плавают какие-то странные штуки. Из низкой двери за стойкой, согнувшись, навстречу Эду выходит женщина. Правда, понять, что это именно женщина, у Сола выходит не сразу.
Она
— Ты что припёрся в такую рань, убогий? — смерив его рыбьим взглядом, спрашивает девица. Голос у нее сиплый и скрипучий.
— Дождь на улице, — указывает кивком на дверь Эд. Девица сплёвывает на пол.
— И что с того? Покупай выпивку или выметайся, бродяга.
Эд неспешно подходит к стойке, запускает руку в карман и, выудив оттуда монету, бросает на стойку. Девица ловко её подхватывает, шагает к лампе и придирчиво осматривает.
— Ты что, моряк? — спрашивает она, попробовав добычу на зуб. Эд в монете уверен. Сплав для чеканки в этот раз покрепче обычного олова. — Никогда не видала таких денег.
— А мне что с того? — ухмыляется он. Сомнения жуткой девки его веселят. Ее можно понять — монета ведь сделана на совесть, даром, что выглядит непривычно.
— И то верно, — наконец соглашается она, после чего прячет монету за пояс и кивает Эду на бочонок. Осмотрев его, он обнаруживает длинную трубку, которая ведет к днищу с внутренней стороны стойки. Девка подходит бочке и кивает Эду:
— Ну, чего встал, как столб? Давай, прикладывайся.
Эд смотрит на трубку с сомнением. Не похоже, чтоб ее часто мыли
— Ты бы какую-то кружку дала, что ли, — неуверенно заявляет он, при этом отмечая, что полок посудой за стойкой не видно. Девка сипло хихикает.
— А ты и правда не местный. Говор у тебя чудной. Тебя как зовут?
— Эд. Эдвард Сол.
— Имя вроде наше. А я — Подтяжка Мэг. Смекаешь? — она запускает пальцы за подтяжки и громко ими щёлкает. — Вот что Эдди: суй эту трубку в рот и тяни. Сколько в один вдох вытянешь — всё твоё.
Не то, чтобы Эду так хотелось выпить, но способ интригующий. Да и утренний холод ещё отдаётся в костях. Только внезапно появившаяся искра в рыбьих глазах Подтяжки Мэг настораживает. Наконец решившись, Сол поглубже вдыхает и прикладывается к трубке.
Чувство такое, будто он хлебнул чего-то забродившего или скисшего. Не удержавшись, Эд закашливается, плеснув из трубки на пол. Бдительная Мэг тут же перекрывает кран, заливаясь при этом смехом, больше похожим на кашель туберкулёзника.
— Это что за дрянь? — отдышавшись, спрашивает Сол, с запозданием вспоминая надпись на бочке.
— Что написано, — сквозь смех отвечает Мэг. — Всё спиртное, что остаётся, сносят Тику, а он сливает его в бочку. И бродяги вроде тебя, у которых нет денег на приличные напитки, прикладываются к ней.