Алхимик
Шрифт:
— Ты этого хотел? — завопила мать. — Ты хотел получить начертание имени зверя?
Дэниел посмотрел на свою мать и ничего не сказал.
14
Лондон. Среда, 2 ноября 1994 года
«Ну до чего ты уродливое отродье!» — подумал Коннор Моллой, глядя на тусклую черно-белую фотографию, затесавшуюся в документацию по исследовательским работам. «Лягушка желудочно-родящая» — гласила надпись внизу.
«Rheobatrachus silus — редкая пресноводная лягушка, обитающая в Восточной Австралии. После оплодотворения самка проглатывает икру и вынашивает ее в желудке, пока зародыши
В течение последних девяти дней он чувствовал, что все лучше и глубже познает личность доктора Баннермана, хотя на самом деле он пока так и не встретился с этим великим человеком; но, едва только просыпаясь, он начинал дышать и жить им, пропуская через себя документ за документом о трудах и делах его жизни.
«Бендикс Шер» хотел получить патенты на максимально возможное количество работ Баннермана в Британии, Европе и США, и Коннор должен был резюмировать, какими патентами возможно обзавестись в США. Доктор Винсент Кроу, исполнительный директор компании, хотел увидеть перед собой этот документ через десять дней.
Коннор понимал, что он проходит испытательный срок и что его бросили на глубокое место. Заявка на получение патента стоила недешево, и рассмотрение ее требует времени. Если поданная по его рекомендации заявка получит отказ, это плохо отразится на нем. В равной мере он не имел права упустить возможность, которая обошлась бы компании в миллионы, а то и миллиарды потерянных доходов… хотя, конечно, хуже спать из-за этогоон не станет.
Чтобы получить патент, вы должны убедить эксперта патентного бюро — никто еще не публиковал достаточно подробностей данного изобретения или научного открытия и никто другой не в силах воспроизвести его. Но доктор Баннерман обильно публиковал документы, которые во всех деталях описывали буквально каждый аспект его работ, и во всем мире их могли воспроизводить. И если «Бендикс Шер» надеялся заработать на работах Баннермана, то отчеты Коннора должны были оставить у компании самое мрачное впечатление.
Коннор улыбнулся. «Я еще не встречал вас, доктор Баннерман, — подумал он, — но вы мне нравитесь. Вы мне очень нравитесь».
Внезапно в проеме его двери показалась голова Чарли Роули.
— Как дела?
— Думаю, что о'кей.
— Хотел узнать, свободен ли ты в пятницу вечером? Устраиваю небольшой дружеский обед… и подумал, что ты мог бы встретить нормальных людей.
Коннор увидел выражение его глаз и все понял. Несколько раз во время ланча он бывал в пабе в компании Роули и отметил бросающееся в глаза отсутствие всяких социальных контактов между членами группы патентов и соглашений. Роули объяснил ему, что так принято не только в этом отделе — такие же отношения существуют и во всей компании. Политика эта сознательная: сотрудники избегают неформальных отношений между собой в рабочие часы и не испытывают желания общаться с коллегами в свободное время. «Это полный отказ от понятия корпоративной солидарности, которое существует во многих крупных компаниях. Все включает в себя тайны, секретность», — сказал Роули. «И паранойю», — едва не подхватил Коннор.
— Конечно, я свободен в пятницу. Идея хорошая.
Коннор был свободен каждый вечер. Он еще не был знаком практически ни с кем в компании, хотя знал многих в лицо и по именам и обменивался
— Значит, примерно в восемь? — уточнил Роули. — Я пришлю тебе письмо по Интернету с адресом и направлением — как раз по ту сторону реки в Вэндсуорте.
Коннор как раз пытался припомнить по той карте, которую ему оставила агент по размещению, что это за район — тот ли, в котором у него не будет никаких хлопот?
— Найти легче легкого. Часть этого района даже одобрена «БШ», — насмешливо сказал Роули. — К счастью, к моей улице это не относится, так что ты окажешься в трущобе с отщепенцами.
— Если там разрешено курить, то, не сомневаюсь, она меня устроит, — ухмыльнулся Коннор. Идея встречи его вдохновила; он уже мечтал, как бы пробить брешь в стене его одиночества, а Роули, похоже, был из тех ребят, у которых всегда есть на примете достойные и свободные женщины.
Роули быстро просмотрел пачку журналов на столе Коннора. Они пришли с утренней почтой, и хозяин их еще не открывал. «Монитор уикли», «Доктор», «Рецепт», «Новости генной инженерии», «Новости генома человека».
— Ну, этим ребятам не потребовалось много времени, чтобы завалить тебя почтой.
Большую часть вчерашней почты Коннор уже запихал в пластиковый мешок и спустил в мусоропровод.
— Представить себе не могу, что у кого-то есть время читать все это.
Роули внезапно посерьезнел.
— Ты собираешься согласиться с конечным сроком доктора Кроу?
— Не волнуйся. У меня еще остался небольшой задел от работы над псориазом. Чтобы разобраться с доктором Баннерманом, мне придется посидеть несколько часов — без этого не обойтись.
— Этот хитрец может отколоть тебе еще тот номер, — предупредил Роули. — Не пытайся оправдать практику патентования — если ты застанешь его в плохом настроении, он взорвется, как атомная бомба. И вообще с ним не так легко договариваться — лучше всего иметь дело с его дочерью.
В голове Коннора словно кто-то звякнул в колокольчик: в прошлый вторник, во второй день его пребывания здесь, блондинка, которую он встретил в лифте и которая сказала: «…мой отец и я». Он еще собрался спросить у Роули, кто она такая, а теперь ему пришло в голову: дочь Баннермана — не та ли молодая женщина?
— Работает его личным помощником, — продолжил Роули. — И чертовски эффективно. Знает, где все и вся. — Он двусмысленно ухмыльнулся: — И к тому же потрясающе симпатичная.
После встречи с сэром Нейлом Рорке Монти не только испытала прилив счастья, но и была поражена скоростью, с которой он действовал. В течение двадцати четырех часов Уолтер Хоггин был не только восстановлен на работе в департаменте контроля качества на одном из предприятий «Бендикс Шер», расположенном всего в нескольких милях отсюда, но и получил извещение, что в виде компенсации получит бонус — шестимесячную зарплату.
После встречи с Рорке у Монти осталось отчетливое ощущение, что за эту историю у кого-то полетит голова, и она подумала: будет очень неплохо, если это окажется голова доктора Винсента Кроу… но она понимала, что это нереально.
От своего стола она через окно в перегородке смотрела прямо в коридор, двери которого вели в четырнадцать лабораторий, которыми руководил ее отец. Некоторые представляли собой тесные каморки, предназначенные только для одной специфической функции, но восемь из них были обширными исследовательскими лабораториями, самая большая из которых располагалась как раз напротив нее.