Алхимик
Шрифт:
Последующее возвращение к реальности, по сравнению со всеми предыдущими, оказалось на редкость приятным. По крайней мере, боли уже не было, разве только ее далекие фантомные отголоски. Да и сама атмосфера окружающего места оказалась заметно лучше предыдущей. Сортирного смрада не ощущалось, мое тело лежало на низкой деревянной лавке, а голова покоилась на самой настоящей подушке, плотно набитой какой-то приятно пахнущей травой. Однако и поводов для оптимизма тоже как-то совсем маловато — руки и ноги крепко связаны, а тело притянуто к лежаку парой ремней. То есть при всем желании я никак отсюда не сбегу и даже не улечу, разве только вместе с самой лавкой. Интуиция подсказывала — это никак не получится, причем не получится именно тут, а не вообще. Странные такие ощущения, новые и непонятные. Сон — не сон, явь — не явь, мура какая-то. Хоть я и «рожденный ползать», но полеты во снах преследовали меня с раннего детства. В отличие от некоторых других, я не мог в полной мере насладиться ими, всегда сильно пугался, просыпаясь в холодном поту. А сейчас вообще не разобраться, где тут сон, а где явь. И почему мне вдруг так сильно захотелось улететь в звездное небо и остаться там навсегда?
Делать было абсолютно нечего, а потому занялся неспешной ревизией организма, полагаясь на
Когда уже порядком поднадоело копаться в своих ощущениях, тихо скрипнула петлями дверь. Надо мной склонился пожилой мужчина с длинной седой бородой и совершенно лысым черепом, внимательно рассматривая мою многострадальную тушку. Заметив мое пребывание в сознании, он явно что-то спросил, судя по тону его голоса. Я абсолютно ничего не понял из его бубнения. Он повторил свой вопрос еще раз.
Я попытался лишь пожать плечами, показывая глубину своего непонимания, даже не рассчитывая на правильную ответную интерпретацию своего знака. Однако знак был воспринят относительно верно, так как бородач повторил свой вопрос на другом языке, хотя и очень похожем на первый. И опять обломался. Другой язык мне также не был знаком. Но это его не смутило, так как он начал перебирать подряд другие языки, сильно похожие друг на друга. Конечный же результат от этого ничуть не изменился. Ни один из языков я так и не смог опознать. Даже их звучание отличалось от всех известных мне. Отсутствие нескольких привычных согласных уж очень сильно бросалось в уши. Да и формирование слов из отдельных звуков отдаленно не походило даже на китайский язык, слышать который мне иногда приходилось. Единственно понятными моментами речи были интонации, очень хорошо сочетавшиеся с проскакивающими на лице мужчины эмоциями. Немного подумав над тем, о чем вообще можно в подобной ситуации спрашивать, решил просто назвать свое имя.
— Виктор… — тихо прошептал одними губами, немного покивав.
— Блу бую люб си? — встрепенулся седобородый мужчина, повторяя свой первый вопрос.
— Виктор, я Виктор, так меня зовут, — попробовал показать пальцем руки на себя, хотя ремни, связывающие руки, и мешали это сделать.
Бородач меня определенно понял, хоть и сильно удивился.
— Вииктолс, Виюктис… — попытался произнести он мое имя, но звук «Р» для него был явно совершенно непроизносим. — Юб сю ам, тим ти си? — Вновь он о чем-то меня спрашивал.
Но тут я уже не мог понять, чего ему от меня нужно, и опять недоуменно пожал плечами. Безрезультатно позадавав мне еще несколько вопросов, мужчина протянул ко мне свои руки, от манипуляций которых возникло легкое жжение в голове, а в комнате ощутимо потянуло холодком. Больше вроде как ничего не произошло. Бородач был явно чем-то озадачен и принялся ходить по комнате взад-вперед, периодически теребя себя за бороду, потом тихо буркнул себе под нос какое-то короткое ругательство — и оставил меня в одиночестве.
Через некоторое время вновь скрипнула дверь, и ко мне склонился совсем молодой подросток с длинным красным шрамом, грубо пересекающим юношеское лицо. Он немного ослабил удерживающие ремни, стягивая с меня штаны и подкладывая под меня нечто, явно служащее медицинским судном. Намек понятен — значит, не будем строить из себя неизвестно кого, крепясь из последних сил. После того как «медбрат» унес результаты облегчения, зашла совсем маленькая девчушка, взявшаяся кормить меня деревянной ложкой. Еды опознать мне не удалось ни по вкусу, ни по запаху — немного сладковатая, немного солоноватая жидкая каша с какими-то незнакомыми приправами. Однако желудок отнесся к ней весьма благосклонно, принимая ее как ту самую «манну небесную». Ну да, сколько же дней не ел-то, собственно. Каши оказалось немного, впрочем, после нескольких дней болезненной голодовки много и нельзя, а потом в меня силой опять влили ту горькую гадость, от которой быстро провалился в сон с явно позитивной мыслью: «Несмотря на все странности и непонятности, жизнь, кажется, постепенно налаживается».
Следующее возвращение в реальность совсем не доставило особо приятных переживаний. Боли не было, но буквально вся поверхность кожи нестерпимо чесалась, отчего я и проснулся. Приподняв голову и оглядевшись, увидел и причину этой злостной чесотки. Одежду с меня как-то стянули, а все тело обмазали какой-то серо-зеленой скользкой дрянью. Да, от лавки так и не отвязали, хотя пут стало немного меньше. Скованными оставались лишь руки и ноги, да два ремня притягивали тело к жесткому ложу. И связывали меня с явным знанием дела: ни руки, ни ноги не затекли от пережима кровеносных сосудов, однако стоило пошевелиться в рефлекторной попытке почесаться — как путы затягивались тугими узлами, доставляя большие неудобства. Такая конструкция оказалась мне вполне знакомой, я ведь не какой-то там «ботаник» — ученый-физик в недавнем прошлом, но еще и инструктор по тому, что некоторые, по незнанию или заблуждению, называют «боевое самбо», плюс «неплохой специалист» по охране режимных объектов. До «хорошего специалиста», впрочем, тоже еще не дорос, однако свое дело знал. И о том, как надо правильно поступать с пойманными нарушителями охраняемого периметра, чтобы сдать их следственной бригаде в целости и сохранности, всяко знаком. Доводилось даже практиковаться пару раз, когда некоторые особенно предприимчивые граждане решили прихватить, по их мнению, плохо охраняемое армейское имущество, содержащее много цветного металла. И при задержании эти горе-предприниматели отчаянно сопротивлялись, явно полагая в нас своих потенциальных конкурентов, подошедших отнять их законную добычу.
Вообще кому-то может показаться странным такое неожиданное сочетание трудносовместимых компетенций в одном человеке, но с моей жизнью много чего странного происходило, особенно в последние годы. Судьба любит подкидывать неожиданные сюрпризы, знаете ли. Да, по первой своей профессии я действительно ученый-исследователь. Физика, химия, математика, электроника и вычислительная техника — это все мое, и любовь и страсть практически с самого детства. Вырос в закрытом городке при военном заводе, где работали мои родители, и развлечений для детворы там было не так уж много. Зато хватало технических кружков, где молодой поросли пытались привить любовь к науке и технике. Для тех, у кого вся сила пошла исключительно в рост, имелись спортивные секции, но я всегда хотел разобраться в том, как реально устроен наш мир, после того как бабушка сильно напугала меня своими сказками про злого Бога, Рай и Ад с ангелами и чертями. Уже тогда мне в эти самые сказки верить категорически не хотелось. Но и школьная программа не давала всей полноты понимания мироздания, лишь серьезно раззадорив мое любопытство. В результате к своим тридцати восьми годам имею два высших образования, некогда даже подумывал над получением третьего. И поначалу был весьма удовлетворен своей работой в закрытом исследовательском центре. С тем, что мы там исследовали, в открытых лабораториях не работали нигде в мире, своя специфика, повернутая на безопасности и секретности. Я имел свою персональную лабораторию, десяток человек в подчинении, несколько тем весьма перспективных исследований и был вполне доволен жизнью, пока не произошла трагедия. Очередная экспериментальная установка пошла вразнос, и, несмотря на все защитные системы, при взрыве погибли два лаборанта плюс пострадали еще трое. Мне самому тоже неплохо прилетело — пару месяцев пришлось провести на больничной койке. Вот не могло ничего такого произойти, все было тщательно просчитано несколько раз, не цветочками занимались как-никак, однако произошло. Лишь после выхода из больницы мне удалось установить истинные причины аварии, которые совсем не зависели от человеческого фактора, просто так сложились объективные обстоятельства. Наука иногда требует человеческих жертв — тут ничего не попишешь, приходится принимать это как данность. Хотя моей непосредственной вины во всем происшедшем и не было, но из меня, в итоге долгих разбирательств, сделали крайнего. Пока я валялся в больнице, сращивая переломы и маясь от вынужденного безделья, мои темы исследований подобрали завистливые коллеги-конкуренты, лабораторию после ремонта тоже передали другим людям, а мне вообще предложили заняться преподавательской работой и больше не лезть в науку. Рука у тебя, мол, несчастливая. Гады! Был бы пьющим — после такого ушел бы в продолжительный запой. Уехал бы за границу, но… подписка о невыезде. На нее тоже можно забить, благо уже не такая секретность, как была раньше, и особого рвения от службы безопасности можно не ждать. Но совесть-то не обманешь, да и начинать с нуля на новом месте тоже не хотелось. Впрочем, главным моментом оказалось простое понимание — опять придется долго работать на чужого дядю, да еще против своего народа в ближайшей перспективе. Нет, такого «добра» мне совсем не хотелось.
Ушел в длительный отпуск, собрав накопленные пропуски за предыдущие годы, съездил на юг, где умудрился влипнуть в курортный роман с последующими страданиями от неизбежного расставания, ибо моя «скороспелая любовь» категорически не желала расставаться со своим богатым мужем. Отдыхать мне быстро надоело, море больше не радовало, периодические интрижки со скучающими дамами, в которые я ввязывался с целью забыть свою недавнюю «любовь», вызывали лишь стойкое раздражение. Очень хотелось вернуться в свою лабораторию или создать где-либо новую, благо перспективных идей для исследований в моей голове хватало. Вернувшись обратно, стал обходить и обзванивать старых знакомых еще по учебе в первом институте в поисках перспективных мест через их связи. Но бывшее руководство изрядно подпортило мне репутацию из-за моего слишком прямолинейного характера и полного нежелания кому-либо лизать начальственный зад, а потому меня никто не хотел к себе брать. Разве только с сильным понижением статуса, чуть ли не простым лаборантом и без особых перспектив.
Помыкавшись пару месяцев туда-сюда, заехал в закрытый городок при исследовательском центре — требовалось забрать свои вещи из занимаемой должностной квартиры. Была тогда мысль плюнуть на всю эту мышиную возню, науку, бывших коллег и вообще уехать в деревню, где заняться разведением кроликов. Один старый приятель, узнав о моих проблемах, звал к себе в Белоруссию. Там большой колхоз, плодородная земля и много работы для настоящего мужика, у кого руки растут из правильного места. Дом и хозяйство за счет колхоза практически сразу — не надо ни о чем лишнем думать, только работай. Приехав за вещами, по пути от КПП (контрольно-пропускного пункта) как бы случайно столкнулся с начальником службы безопасности всего научного комплекса. Он хоть и был полковником очень интересной организации, но при этом оставался вполне нормальным мужиком. Не то чтобы мы с ним были до этого особо дружны — так, иногда пересекались, но он меня знал гораздо лучше, чем я его. Должность у него такая — все знать про всех что-либо представляющих собой работников исследовательского центра. Поздоровались, слово за слово, зашли в местную столовую немного поговорить о жизни за чашкой чая. Вот он и предложил тогда перейти под его начало, возглавив «технический отдел» его службы. Мол, сапог у нас тут и без тебя хватает, а вот мозги нынче в большом дефиците, если процитировать его главную мысль в том разговоре с некоторыми сокращениями, оставив главный смысл. Несмотря на отчаянное сопротивление с моей стороны, он все же уговорил поработать на него хотя бы пару месяцев, наладив систему контроля, с которой пару лет не могут справиться его непосредственные подчиненные. И дальше продолжал меня регулярно соблазнять, показывая перспективы возвращения к научным работам лет через несколько плюс кое-что еще. Ну как можно отказаться от замечательной возможности — совершенно открыто шпионить за всеми бывшими коллегами, которые так некрасиво со мной поступили. Особенно если они об этом прекрасно знали, но не могли ничего поделать: безопасность — штука серьезная и с государством в лице полковника особо не поспоришь. Понятное дело — не просто так шпионить, а докладывать новому начальству обо всем, чем там эти «умники» активно занимаются за государственные деньги. Короче, полковнику был нужен реально компетентный в науке специалист под его непосредственным началом, а тут как раз я ему под руку и подвернулся. Случайно или нет — тогда как-то и не задумался. Может быть, и напрасно. Как из младшего лейтенанта запаса, кем я был до возвращения в армию, сделали прапорщика — это другая очень смешная история, которую поймут только те, кто служил в армии. Вот так я стал служить там, где раньше работал.