Алхимик

Абвов Алексей Сергеевич

В техническом отделе служба оказалась весьма непростой. Системы контроля периметра, системы допуска персонала и наблюдения — все это ерунда. Один раз наладили, благо там действительно ничего особо сложного, и с тех пор работает как надо. Проверяй время от времени, меняй выслужившее свой гарантийный срок оборудование — и все. Шпионские дела тоже много времени не отнимали. Реальная научно-исследовательская работа — дело весьма неспешное. Один серьезный эксперимент где-то раз в месяц, а остальное время сплошное марание бумаги и стирание кнопок на компьютерных клавиатурах. А потому, видя слоняющегося от безделья по территории комплекса руководителя технического отдела, начальник решил сделать из меня настоящего вояку, уж даже не знаю, чем ему тогда так угодил. Короче, меня, как последнего молодого салагу, заставили бегать

марш-броски, нарезая круги по охраняемой территории в полной выкладке, стрелять из различного оружия, имеющегося в местном арсенале, захватывать диверсантов и много чего еще, чем по идее занимается служба охраны всяких закрытых объектов, имеющая непосредственное отношение к «конторе». Сначала было очень трудно, и уже не один раз подумывал послать всю эту армейскую муть куда подальше, благо контракт позволял относительно безболезненно разорвать его, но потом постепенно втянулся. И даже стало нравиться. Много хорошей еды, регулярные физические упражнения, борьба, стрельба, прочая специальная подготовка только проясняли мои мысли. Больше всего нравилась борьба. Во время тренировок освобождал свое тело, раскрывая рефлексы, уходил в транс и мог думать над сложными научными вопросами. Это получалось даже легче, чем раньше, когда занимался научными экспериментами. А теперь, когда имел непосредственное представление сразу обо всех исследованиях, ведущихся в нашем комплексе, потихоньку мне удавалось приблизиться к своей давней мечте — пониманию истинного устройства мира. Хоть до этого казалось еще очень далеко, но я уже твердо знал, как постепенно прийти к своей цели. Во время напряженных тренировок мне приходили весьма странные мысли о призрачности всего материального и о том, что моя мысль может непосредственно на этот мир как-то повлиять. Только собери всю свою волю в один кулак — и сжимай упругое мироздание в форму, какую тебе надо, оно обязательно поддастся напору чистого разума. Еще чуть-чуть знаний, чуть-чуть тренировок — и все обязательно получится.

Год назад все же вытащил на приватный разговор полковника, сразу после горячей бани задав ему вопрос в лоб — зачем он меня так гоняет. На что тот лишь усмехнулся и с расслабленной улыбкой спросил:

— Виктор, а кем ты себя сейчас считаешь — «ботаником» или?..

А на мое невнятное мычание в безуспешных попытках с кем-то определенно идентифицироваться заметил:

— Вот видишь — как раз то самое «или». Ты же уже не считаешь «ботаников» своими коллегами, и их клановые интересы для тебя ничего не значат. Скажи, если бы я не гонял тебя со своими бойцами, стал бы ты таким сильным, понимающим не только исключительно в своей науке, но и в настоящей жизни?.. Нет. Так бы и остался еще одним «обиженным умником», каких хоть бочками засаливай. Зато теперь, наблюдая, как ты ловко раскидываешь моих ребят в зале, я за свой «первый отдел» уже не беспокоюсь, ты прекрасно справляешься со своими дополнительными задачами, даже без понуканий с моей стороны.

В общем, раскрыл он мне тогда глаза окончательно, популярно объяснив психологические особенности причисления индивидом себя к какой-либо социальной группе и неосознанного следования групповым интересам. Через физические упражнения и боевую подготовку он сместил все мои прежние ориентиры самоидентификации, и теперь мое восприятие своих бывших коллег перешло от обычной обиды к классовому противостоянию между охраной и охраняемым. Но при всем этом я прекрасно сохранил все особенности восприятия настоящего ученого, что позволяло видеть в том числе и ту информацию, которую сама ученая братия собиралась утаить от недремлющего государственного ока. Регулярно выводить их на чистую воду доставляло мне огромное удовольствие. А какое наслаждение вызывали их натянутые улыбки при моем появлении.

И вот через пять лет такой интересной службы и случилась эта крайне неприятная неожиданность, зашвырнувшая меня куда-то далеко-далеко, как бы не в иной мир, судя по всему наблюдаемому вокруг себя. Можно твердо сказать — это моя реальная недоработка, прошляпил что-то действительно опасное и не подстраховал ученых со своей стороны. Вот только на тот день ничего особенного совершенно не планировалось, самая обычная рутинная текучка, никаких экспериментов с задействованием больших энергий. Опять непонятным образом сложились обстоятельства или кто-то специально устроил диверсию?

Интересно, что же такое произошло с лабораторным комплексом и кто, кроме меня, там выжил?

Мои недолгие воспоминания о себе самом в бесперспективных попытках почесаться прервало появление седого бородача. Тот внимательно посмотрел на меня, недовольно что-то бормоча себе под нос, и достал из кармана какую-то странную штуку. Больше всего она напоминала своеобразное женское украшение, состоящее из упругой дуги низкой короны и сети тонких золотых цепочек, в пересечении которых вставлены небольшие драгоценные камни. Опять внимательно посмотрев на меня, мужчина приладил на мою голову это самое украшение и что-то на нем сильно нажал. Виски резко вспыхнули острой болью, которая вскоре сменилась приятной прохладой. Даже тело чесаться перестало.

— Теперь ты меня хорошо понимаешь, искатель? — сказал бородач на своем языке, однако почему-то я его прекрасно понял.

Хотел утвердительно ответить, но это было явно лишнее, так как мой собеседник удовлетворенно кивнул и продолжил говорить:

— Я — Повелевающий мудростью Питисиниюс Асиюс. Это полное имя, но ты можешь обращаться ко мне просто Питс или Повелевающий, так как мы вроде бы с тобой даже коллеги, хоть ты и проклятый алхимик, сила в тебе нечиста, если я все правильно понял. Твое мерзкое имя я уже знаю, но ты больше никому его не говори, ибо оно совершенно непроизносимо. Теперь тебя все будут называть Витос — запомни это раз и навсегда, если хочешь тут выжить.

Мне ничего не оставалось, как утвердительно кивнуть: все равно, с одной стороны, соображая, о чем идет речь, не до конца понимал сути сказанного. Общий смысл сообщения ускользал от меня, и вопрос моего имени тут явно был далеко не самым актуальным.

— Так вот, прежде чем ты получишь некоторую свободу действий, — продолжил после небольшой задумчивой паузы бородач, — жду подтверждения своего долга жизни на огненной клятве. Ты ведь понимаешь, что тебя вернули из-за грани небытия? Вижу, понимаешь — это хорошо. И еще — я выкупил, кроме тебя самого, все твои вещи, которые притащили искатели вместе с тобой. Хоть там практически ничего ценного и нет, разве только нож интересной формы, тем не менее потратился знатно. Потому твой долг жизни и все расходы оцениваю в три дюжины дюжин золотых сиунов. Подтверждаешь ли ты мне согласие выплатить этот долг? — К последней фразе голос мужчины заметно окреп, а в комнате явственно похолодало, и вновь зачесалось внутри головы.

Хотя у меня и возникло явное ощущение, что меня просто «конкретно разводят на бабки», причем на «конкретные бабки», но особо спорить почему-то совсем не хотелось. Пусть и ощущал заметное давление на мою волю, однако все сказанное мне сейчас так или иначе было правдой, которую хотелось просто признать. Да — меня спасли, говорят, даже вещи сохранили, а там, знаете ли, много полезного имелось, особенно в здешних совершенно непонятных условиях. Только бы освободили руки и дали добраться до оружия. И потому против какого-то там «долга жизни» возражать не хотелось. Вместо разумных доводов о том, что, мол, я вообще-то никого не просил меня спасать и сам бы со временем оклемался, захотелось просто немного поторговаться, просто для некоторого приличия, как это ни странно.

— Полторы дюжины дюжин, — нагло ответил ему, удивляясь тому, как легко говорю совершенно незнакомые мне слова и прекрасно понимаю смысл сказанного при этом.

Повелевающий мудростью несколько опешил от таких дерзких слов, видимо ожидая совершенно безусловного подчинения, резко дернув своей длинной бородой, но потом расплылся в широкой улыбке.

— Истинный с тобой, две дюжины дюжин — и ни медяком меньше! — уверенным тоном придавил меня. — Тоже мне нашел, где и с кем торговаться, и так от тебя пока одни расходы и никакого прибытка.

— Согласен, — заверил его, прекратив наш короткий торг, хотя ощущение, что очень сильно продешевил и стоит торговаться дальше, так никуда и не исчезло.

— Хорошо, повторяй за мной слова огненной клятвы. — Питс посмотрел мне глубоко в глаза, как будто заглянул прямо в душу. — «Обещаю выполнить волю на благо и вернуть свой долг жизни Питисиниюсу Асиюсу или его наследникам в размере две дюжины дюжин золотых сиунов в течение своей жизни и жизни моих наследников, буде те у меня появятся, на чем призываю огонь силы свидетелем».