Алхимики
Шрифт:
— Вот еще! — огрызнулась старуха. — Вино, да в пост!
— А ныне праздник Господень, — напомнил ей школяр. — Чтобы дать людям пример смирения, Спаситель наш принял плоть и взошел на крест. Известно, что он не сделал бы этого, если бы не был во хмелю — да и как не быть, коли любовь вынудила его снизойти с высоты небес в земную юдоль, позабыв о себе и не замечая опасности?
— Послушайте, что он несет!
— Сегодня Христос на небесах потчует полными чашами пророков, и они пьют, сколько влезет, а Давид со своей арфой носится вприпрыжку между столами, аки шут Господень. Призовем же Царя славы, и возрадуемся ему, и восславим радость!
— Радость часто бывает
— Verum [8] , — кивнул Ренье. — И все же: dum fata sinunt, vivite laeti — пока позволяет судьба, живите весело! Придет время крови и слез, а сегодня пусть льется благословенное доброе вино. Уныние — это кислота, оно разъедает не только душу, но и тело. Смоем его прочь! Будем пить, пока не лопнем!
— Лопнешь ты, как же, — проворчала Грит, отдавая Сессе ключи от винного погреба. — Ненасытная утроба… Сходи-ка, дочка, вниз и принеси нам бутылку легкого брюссельского из большой плетеной корзины. Увидишь — она стоит сразу при входе. Возьми одну бутылку и возвращайся. Думаю, Господь не рассердится, если мы восславим его на сон грядущий…
8
Правда.
— Одной будет мало, — заметил Ренье и оказался прав.
Сессе пришлось еще дважды спускаться в погреб. Грит развеселилась, хотя продолжала ругаться для порядка. Вино, однако, пришлось ей по вкусу — она почти не отставала от Ренье, а тот, верный слову, опрокидывал в глотку стакан за стаканом. За брюссельским последовало изюмное вино из Арсхота, потом намюрское, лёвенское, дошла очередь и до бургонского. Наконец старуху развезло, и она захрапела, свесив голову на грудь. Сесса, чей стакан как был, так и остался полным, вынула медную ступку из ее безвольных рук и уложила старую служанку на свой тюфяк. Потом девушка убрала пустые бутылки и вернулась к шитью.
Щурясь, как довольный кот, Ренье глядел на огонь. Хотя в голове у него шумело, а мир вокруг приобрел нечеткие очертания, боевой задор, подогретый вином, требовал новых свершений. Рука его машинально потянулась к стакану, но тот оказался пуст. Не долго думая, школяр хлопнул им об пол — но, к его удивлению, стакан не разбился, а закатился под стол.
Грит заворочалась и что-то пробормотала во сне, после чего ее храп зазвучал с удвоенной силой. Ренье посмотрел на Сессу — на звук удара девушка подняла было голову, но тут же снова склонилась над работой. Она сидела на низкой скамеечке возле очага, где было больше света, оранжевые блики плясали на ее лбу, тени от ресниц ложились на нежные щеки. Губы служанки были плотно сжаты, время от времени по ним пробегала странная горькая усмешка, совсем не подходящая этому милому лицу; потом его черты смягчались, и девушка тихонько вздыхала. Но сейчас в неверном свете очага, явно чем-то опечаленная, она показалась Ренье особенно красивой. На ней было простое синее платье с тугим лифом и узкими рукавами, белая полотняная косынка прикрывала грудь; украшенный лентами чепец Сесса положила рядом с собой, и от светлых волос вокруг головы поднимался легкий ореол. В этой позе, с опущенными глазами и сосредоточенным выражением, лица она напомнила Ренье мадонн мастера ван Эйка, сияющих святостью и чистотой — но в то же время перед ним была девушка из плоти и крови, живая, округлая, мягкая и теплая. Приглядевшись, можно было заметить, как на шее у нее бьется жилка.
Откинувшись на спинку стула, пикардиец поглядел на Сессу сквозь пальцы сначала одной руки, потом второй. Это показалось ему забавным; наклонившись, он хлопнул по лавке рядом с собой и произнес:
— Сядь поближе.
Не произнеся ни слова, девушка пересела. Ему опять показалось, что она сидит слишком далеко, и тогда школяр придвинул ее вместе с лавкой.
— Ты меня боишься? — спросил он, положив руку ей на плечо.
Сесса подняла глаза.
— Вы как будто неплохой человек. Чего же вас бояться?
— В Лёвене меня звали Блажным Ренье, оттого что временами я теряю разум.
— Грешно это, ваша милость. Не следует разбрасываться тем, чем наделил нас Господь.
— Amen, милая. Мудрые девы всегда спасали меня.
— Те, что выходят к жениху со светильниками, полными масла, чье имя — милосердие Господне?
— Те, чья красота сияет в темноте, подобно путеводной звезде; те, что вдыхают огонь в измученные постом и покаянием души; те, что раздают любовь и веселье, а взамен получают золотые пояса, драгоценные цепи, серьги, кольца и монеты…
Сесса укоризненно покачала головой.
— Стало быть, разум вам возвращают неразумные. Много ли его прибывает в таком случае?
— За прибытком я не гонюсь. — Школяр попытался обнять девушку, но случайно или намеренно она ткнула его иглой. — Ай! А ты колючка!
— Не лезьте под руку, ваша милость, — строго произнесла служанка. — Я лишь слегка задела вас, а могла бы и поранить.
— Значит, ты ведешь жизнь чистую и безгрешную? — добродушно спросил Ренье, ничуть не досадуя на неудачу. — Нелегко, должно быть, тебе приходится.
— У меня есть жених, — чуть покраснев, ответила Сесса.
— А, так это его я видел сегодня у двери… Скользнул мимо меня, как тень, и скрылся, прежде чем я смог его рассмотреть.
— Не может быть! Вы ошибаетесь, ваша милость, Йоос здесь не появлялся. Я запрещаю ему сюда ходить.
— Если это не твой жених, то кто? Кто был здесь перед моим приходом?
Слова повисли в воздухе. Девушка вдруг уронила шитье и стиснула руки на коленях. Несмотря на тепло очага, в лицо ей как будто пахнуло холодом; рядом находился большой и сильный мужчина, но страх, охвативший ее, был так силен, что Сесса готова была сию же минуту кинуться прочь из дома. Усилием воли девушка подавила дрожь и изо всех сил сжала челюсти, чтобы зубы не стучали. Это показалось школяру странным: он подумал, не кроется ли здесь что-то еще, и почувствовал, как разгорается его любопытство.
VI
В темноте за стеной ожили скрипучие ступени.
— Кто там? — Ренье привстал, с трудом сохраняя равновесие — выпитое давало о себе знать. Испуганная девушка потянула его обратно:
— Там никого нет.
— Кто-то ходит.
— Нет, это скрипит старая лестница.
— Говорю тебе, там шаги.
— Это трещат рассохшиеся половицы.
— А я слышал иное — будто по ночам черти приходят щекотать пятки Хендрику Зварту! Это черта я видел сегодня у дверей? Пусти! — Ренье вырвал у нее руку и вскочил. — Черт или нет, я его поймаю!
Не слушая уговоров служанки, школяр бросился в темный проем, а оттуда вверх по лестнице. Ему чудилось, что впереди него кто-то идет, но когда он протягивал руки, то хватал лишь пустоту. На втором этаже все двери, кроме входа на чердак, были заперты — даже та, что вела в их с Андреасом комнату. Стояла мертвая тишина, Ренье не слышал ничего, кроме своего тяжелого дыхания. Потом внизу мелькнул свет, и слабый голос Сессы окликнул его. Школяру ничего не оставалось, как спуститься; но он никак не желал успокаиваться и стал расспрашивать служанку: