Алхимия и Нотр-Дам де Пари
Шрифт:
— Рога дьявола! Господин начальник! Я человек военный, и не мое дело вешать колдуний. С чернью мы покончили. Остальным займетесь сами. Если позволите, я вернусь к отряду, который остался без капитана.
Это был голос Феба де Шатопера Нет слов, чтобы передать, что произошло в душе цыганки. Так, значит, он здесь, ее друг, ее защитник, ее опора, ее убежище, ее Феб. Она вскочила и, прежде чем мать успела удержать ее, бросилась к окошку.
— Феб! Ко мне, мой Феб! — крикнула она.
Но Феба уже не было Он мчался галопом и свернул на улицу Ножовщиков. Зато Тристан был еще здесь.
Затворница с диким рычаньем бросилась на дочь Она оттащила ее назад, вонзив ей в шею ногти, — матери-тигрицы не отличаются особой осторожностью Но было уже поздно. Тристан ее увидел.
— Эге! — воскликнул он со смехом, обнажившим до корней его зубы, что придало его лицу сходство с волчьей мордой — В мышеловке-то оказались две мыши!
— Я так и думал, — сказал стрелок.
Тристан потрепал его по плечу и сказал.
— У тебя нюх, как у кошки. А ну, где тут Анриэ Кузен?
Человек с гладкими волосами, не похожий ни по виду, ни по одежде на стрелка, выступил из рядов Платье на нем было наполовину коричневое, наполовину серое, с кожаными рукавами, в сильной руке он держал связку веревок Этот человек всегда сопровождал Тристана, как Тристан — Людовика XI.
— Послушай, дружище, — обратился к нему Тристан-Отшельник, — я полагаю, что это та самая колдунья, которую мы ищем. Вздерни-ка ее! Лестница при тебе?
— Лестница там, под навесом Дома с колоннами, — ответил человек. — Ее как, на этой вот перекладине вздернуть, что ли? — спросил он, указывая на каменную виселицу.
— На этой?
— Хо-хо! — еще более грубым и злобным хохотом, чем его начальник, захохотал палач — Ходить далеко не придется!
— Ну, поживей! Потом нахохочешься! — крикнул Тристан.
Затворница с той самой минуты, как Тристан заметил ее дочь и всякая надежда на спасенье была утрачена, не произнесла больше ни слова Она бросила бедную полумертвую цыганку в угол склепа и снова встала перед оконцем, вцепившись обеими руками, словно когтями, в угол подоконника Она бесстрашно ожидала стрелков. Ее глаза приняли прежнее дикое и безумное выражение. Когда Анриэ Кузен подошел к келье, лицо Гудулы стало таким свирепым, что он попятился.
— Господин! — спросил он, подойдя к Тристану — Которую же из них взять?
— Молодую.
— Тем лучше! Со старухой трудненько было бы справиться.
— Бедная маленькая плясунья с козочкой! — заметил старый сержант ночного дозора.
Анриэ Кузен опять подошел к оконцу. Взгляд несчастной матери заставил его отвести глаза. С некоторой робостью он проговорил:
— Сударыня…
Она прервала его еле слышным яростным шепотом.
— Кого тебе нужно?
— Не вас, — ответил он, — ту, другую.
— Какую другую?
— Ту, что помоложе.
Она принялась трясти головой.
— Здесь нет никого! Никого! Никого! — кричала она.
— Есть! — возразил палач. — Вы сами прекрасно знаете. Позвольте мне взять молодую А вам я никакого зла не причиню.
Она возразила со странной усмешкой.
— Вот как! Мне ты не хочешь причинить зла!
— Отдайте мне только ту, другую, сударыня Так приказывает господин начальник.
Она повторила, глядя на него безумными глазами.
— Здесь никого нет.
— А я вам повторяю, что есть! — крикнул палач — Мы все видели, что вас было двое.
— Погляди сам! — сказала затворница. — Сунь голову в окошко!
Палач взглянул на ее ногти и не решился.
— Поторапливайся! — крикнул Тристан. Выстроив отряд полукругом перед Крысиной норой, он подъехал к виселице.
Анриэ Кузен в сильнейшем замешательстве еще раз подошел к начальнику. Он положил веревки на землю и, неуклюже переминаясь с ноги на ногу, стал мять в руках шапку.
— Как же туда войти, господин? — спросил он.
— Через дверь.
— Двери нет.
— Через окно.
— Слишком узкое.
— Так расширь его! — злобно крикнул Тристан. — Разве нет у тебя кирки?
Мать, по-прежнему настороженная, наблюдала за ними из глубины своей норы. Она уже больше ни на что не надеялась, она не знала, что делать, она только не хотела, чтобы у нее отняли дочь.
Анриэ Кузен пошел за инструментами, которые лежали в ящике под навесом Дома с колоннами. Заодно он вытащил оттуда и лестницу-стремянку, которую тут же приставил к виселице. Пять-шесть человек из отряда вооружились кирками и ломами. Тристан направился вместе с ними к оконцу.
— Старуха! — строго сказал ей начальник. — Отдай нам девчонку добром.
Она взглянула на него, словно не понимая, чего он от нее хочет.
— Черт возьми! — продолжал Тристан. — Почему ты не хочешь, чтобы мы повесили эту колдунью, как то угодно королю?
Несчастная разразилась диким хохотом.
— Почему не хочу? Она моя дочь!
Выражение, с которым она произнесла эти слова, заставило вздрогнуть даже самого Анриэ Кузена.
— Мне очень жаль, — ответил Тристан, — но такова воля короля.
А затворница, еще громче захохотав жутким хохотом, крикнула:
— Что мне за дело до твоего короля творят тебе, что это моя дочь!
— Пробивайте стену! — приказал Тристан.
Чтобы расширить отверстие, достаточно было вынуть под оконцем один ряд каменной кладки. Когда мать услышала удары кирок и ломов, пробивавших ее крепость, она испустила ужасающий вопль и стала с невероятной быстротой кружить по келье, — эту повадку дикого зверя приобрела она, сидя в своей клетке. Она молчала, но глаза ее горели. У стрелков захолонуло сердце.