Алиби Алисы
Шрифт:
— Они обещали держать меня в курсе, — отвечает он, потягивая свой кофе. — Надо подождать. Посмотрим.
Подождать, пока они обнаружат ее тело — вот что он имеет в виду. Мне не хочется об этом думать, не хочется увидеть, что обнаружится на берегу, когда закончится отлив. Делаю большой глоток обжигающе-горячего кофе и переключаюсь на ощущения в своем горле.
— Вы сказали, что вы сейчас в отпуске. Почему? — спрашиваю я.
— Моя жена умерла. Я ухаживал за ней.
Так вот откуда этот столь хорошо знакомый мне сплав горя и чуткости.
— Давно?
—
— Рак? — спрашиваю я.
— Лейкемия.
— А я потеряла мужа.
— Вы еще так молоды, — поворачивается он ко мне.
— Увы. Мы поженились, когда мне было двадцать два, а через четыре года его не стало.
— Рак?
— Проблемы с сердцем.
— Господи, — кивает Нил. — А я и родителей похоронил.
— Вы же сказали, что были у них в Дамфри.
— Я ездил, чтобы посетить их могилы и их дом. Я навещаю его время от времени. У меня никак не доходят руки, чтобы разобрать вещи.
— У меня та же история.
Луч солнца, пробившийся в щель между облаками, освещает его лицо мармеладно-желтым светом.
— Черт! Вы же еще так молоды.
— Ну, вас тоже стариком не назовешь. Сколько вам? Тридцать семь?
— Тридцать девять.
Внезапно налетевший порыв ледяного ветра заставляет меня застегнуть пальто.
Тридцать девять? Так значит, вам был всего двадцать один год, когда вы начали работать с Алисой?
— Ага. Она была моей первой подопечной. Как много времени прошло…
— Вы знаете ее дольше, чем я.
Он молча потягивает кофе.
— Моя мама умерла, когда мне было шестнадцать, — говорю я. — Рак легких. Врачи сказали, что это могло быть из-за сигаретного дыма, который она вдыхала, работая в баре все эти годы. После этого мой отец пошел вразнос. Запил.
Я бросаю на него косой взгляд, но он продолжает пить свой кофе, глядя на море прямо перед собой.
— В день, когда Пэдди исполнилось двадцать один, отец вез его домой с вечеринки, и они врезались в единственное на всей дороге дерево. Пэдди остался жив, но ему пришлось ампутировать обе ноги ниже колена. А отец погиб на месте, может быть даже ничего не почувствовав.
— Чертова жизнь, — бурчит Нил, засовывая руки в карманы.
— Да уж. Было время, когда я ненавидела Алису. Мне казалось, что все это из-за нее. Но еще больше я ненавидела дядю Дэна. Моя мама была такой несчастной! Дядя Дэн с Алисой «канули в пучину», и мы должны были навсегда забыть об их существовании. Именно это и подкосило ее, я совершенноуверена. Пэдди потом тоже долго мучился, а мы с Айзеком помогали ему как могли. Когда дела с наследством были улажены, мы решили, что нам надо сжечь все мосты и начать новую жизнь.
— Понимаю.
— Мы уехали из Карю, переехали во Францию и купили дом, достаточно большой, чтобы жить там всем вместе. С тех пор мы им занимаемся. Временами это сплошной хаос, но это приятный хаос. Слава богу, что Айзек разбирается в электричестве, иначе это влетело бы нам в копеечку. Он встретил девушку, они поженились, и она стала жить с нами. Потом Пэдди встретил девушку, Лизетт, которая стала его женой и тоже живет с нами. Это то, чего мне так хотелось — чтобы вокруг снова были люди, семья. Мы так много потеряли.
— А как насчет вашего мужа? — спрашивает Нил, и я снова ощущаю запах виски.
— Я познакомилась с Люком на рынке. Мы разговорились, и довольно скоро я в него влюбилась. В него было легко влюбиться — он был такой мягкий, такой чувствительный! А однажды мы поехали в Париж, и он сделал мне предложение в музее д’Орсэ.
Нил смотрит на меня, прекрасно зная все, что за этим последует.
— Целых три года мы были так счастливы! Мне уже начало казаться, что с проклятием нашей семьи покончено, но злой рок лишь ждал, пока я расслаблюсь. Первый выкидыш случился у меня на тринадцатой неделе, за ним второй — на двадцать второй. Мы пытались снова, но у нас ничего не получалось. А однажды утром я проснулась и обнаружила, что Люк лежит рядом со мной мертвый. Вот так, безо всякого предупреждения. Скрытый порок сердца.
— О господи, — вздыхает Нил.
По моим щекам катятся крупные слезы.
— Господи, — говорю я, мне кажется, что я ни на минуту не перестаю плакать.
— Так вам легче, — отвечает он.
— Нил, мне постоянно страшно! Я боюсь за Айзека, его жену и сына, боюсь за Пэдди, Лизетт и их девочек. И я боюсь за себя, ведь однажды мне придется остаться одной, потому что я — самая младшая. Именно после смерти Люка мне захотелось найти Алису, потому что я не знаю, сколько еще они все будут со мной.
Нил молча смотрит на меня, ожидая продолжения.
— Я просмотрела сотни аккаунтов в социальных сетях в надежде увидеть ее лицо, ее голубые глаза, копну ее рыжих волос. Шесть раз я писала в полицию, умоляя их помочь мне найти ее. Однажды вечером моя подруга Памела сказала мне, что наняла частного детектива следить за своим мужем. Это она рассказала мне про «Миддлтон» — компанию в Лондоне, которая занимается поиском людей, следит за неверными мужьями и негласно проверяет работников.
— Так на сцене появился Коттерил? — спрашивает Нил.
— Да. Памела сказала, что они работают очень эффективно. Ее муж был чрезвычайно осторожным человеком, но они все равно накопали на него кучу компромата. И я подумала: «А почему бы и нет?» «Миддлтон» занимается ее делом вот уже пятнадцать месяцев. Я и не надеялась, что они смогут разыскать Алису. А теперь я снова ее потеряла.
Нил ставит стаканчик на волнолом, прижимает меня к себе, и я плачу у него на груди. Плачу скорее от усталости, чем от горя, но я благодарна ему за эти объятия, потому что мне теперь так их не хватает. В детстве я часто обнималась со своими братьями, но потом они решили, что в этом больше нет необходимости. Хотя, быть может, это я стала слишком колючей. Но ведь и дикобразу нужны объятия, надо только, чтобы кто-то набрался достаточно смелости, чтобы приблизиться к нему. Вот у Нила смелости хватило, и я опираюсь на него, как на нашего рыцаря Субботу, и плачу обо всех сразу: о маме с папой, Люке, двух детях, которых я потеряла, и об Алисе, где бы она теперь ни была.