Алиби — надежда, алиби — любовь
Шрифт:
— А за что он ее так?
— Да были причины, в общем.
— Какие?
— Серьезные. Я бы тоже за это на его месте выгнал.
— Ну все-таки, какие?
Саша вдруг положил с деликатным стуком вилку и нож на тарелку, молча и вопросительно уставился на Надежду. Потом тихо произнес:
— Какой-то странный у нас с вами разговор получается… У меня такое чувство, будто я у следователя сижу. Или у настырного психолога.
— Да бросьте! Просто я очень любопытная, обожаю всяческие человеческие истории. И что дальше было? Что предприняла ваша Алиса, чтоб сохранить потенциальную собственность? Или как вы там говорите — потенциально
— Да ничего не предприняла. Заболела просто. Нервный срыв у нее был, мне Пит рассказывал.
— Хм… Конечно, будет тут срыв… Сразу и мужа, и жилье потерять… И срыв, и гнев будет, и желание отомстить… А Пит этот ваш — он ничего не мог предпринять? Ну, по просьбе Алисы? Мне кажется, он очень злится на вас за что-то.
— Да нет, тут другое. Он не на меня злится, ему просто за Алису обидно. Он с первого класса ее любит. Вот он-то как раз с удовольствием сидит в этой ее шкатулке. Он умеет. Ему нравится. Такая вот в его лице верная и преданная человеческая собственность для Алисы получилась. Руку протяни — и она тут как тут, всегда с тобой, как кошелек или ключи от квартиры…
— Любит, говорите? — задумчиво произнесла Надежда, прокручивая в пальцах нож и вилку. — Значит, и у него мотив был…
— Это вы о чем сейчас, Надежда? Какой мотив? — снова удивленно уставился на нее Саша. — Вы какая-то вообще другая сегодня. Абсолютно загадочная. У меня даже сомнение закралось — вы ли та самая девушка со скалкой, давшая мне спасительное алиби?
— Да я это, я, та самая…
— Так мы вроде другие вопросы обсудить хотели? Вопросы вашего трудоустройства, например…
— А, ну да. Конечно. Давайте обсудим, конечно!
— Ну вот, это уже деловой разговор… Я тут справки навел, уже кое-что выведал по этой проблеме. Подсуетился немного, уж извините. На мой фирме, например, собираются принимать юриста, но не раньше июля. На фирме моей матери тоже юрист требуется, но там место уже практически занято. А еще один мой приятель хоть сейчас вас возьмет, но у него вакансия временная, декретная. А завтра я еще пару звонков сделаю, думаю, найдем обязательно что-нибудь подходящее. В крайнем случае, продержитесь до июля, тогда будем вместе работать. Как вам такой вариант?
— Спасибо, Саша. Огромное вам спасибо. Я подумаю. А вот вы мне скажите — дед успел свою квартиру государству завещать, или она все-таки Алисе досталась?
— О господи, Надежда… Далась вам эта дедова квартира, ей богу! Зачем вам это знать? Даже мне по большому счету это уже не интересно. А вы… Смешная вы какая, честное слово…
— Ага, смешная. Просто обхохотаться можно. Ну, я думаю, вам пора? Задержала я вас с обедом?
— Да нет. Мне хорошо с вами пообедалось. Очень даже. Вас домой отвезти? Или куда?
— Домой.
— Ну что ж, тогда вперед, Надежда!
Он быстро расплатился по счету, дав, как она успела заметить, очень приличные чаевые, улыбнулся широко и благодарно девушке-официантке, плеснул и в нее короткой, но щедрой порцией мужского обаяния. Девушка тут же и растеклась вся маслом и медом и посмотрела на Надежду с нескрываемой завистью. Подумала, наверное — где ж она, самая что ни на есть обыкновенная и ничем особым не примечательная, такого красивого парня себе отхватила? И Надежда, впрочем, встретила ее удивленно-завистливый взгляд вполне достойно — а вот места надо знать, дорогая девушка! Надо скалки на кухнях держать подходящие да и выпрыгивать с ними к дверям вовремя, если вдруг муж законный где загулять изволит…
Ветка позвонила ей на мобильник, когда Сашина машина уже выруливала с дороги во двор, бубнила в трубку что-то очень невразумительное и тоскливое.
— Ой, я ничего не понимаю, Ветка! Что случилось? — закричала Надежда в трубку, заражаясь ее отчаянием. — Или подожди, не объясняй ничего! Я уже у дома практически, сейчас прибегу…
— Что такое? Случилось что-то? — встревожено повернулся к ней Саша. — Кто вам звонил?
— Да это Ветка! Ну, та, с первого этажа, которая тоже вас тогда видела.
— А что у нее?
— Да не поняла я! Что-то про кран трещит, про воду, потом про пуговицы какие-то… И еще плачет, по-моему…
— Ладно, сейчас разберемся. Пойдемте быстрее!
Он первым выскочил из машины и помчался в сторону ее подъезда, Надежда едва поспевала за ним на высоких каблуках. Еще и узкую юбку надеть утром ее угораздило, как назло. Однако около подъездной двери она его нагнала, торопливо нажала пальцем на кодовые кнопки, юркнула в подъезд первая. Веткина дверь была открыта нараспашку, и троица, застывшая в проеме двери, будто сама просилась на холст к какому-нибудь сентиментально-жалостливому художнику. Хорошая бы получилась картина, трогательная. Что-то вроде «юной мадонны с детьми перед лицом стихийного бедствия». У Надежды сразу сердце зашлось жалостью — такой она подругу свою еще не видела. Веткины глаза на бескровном лице смотрели, не мигая, в одну точку, куда-то поверх их голов, и будто застыли навсегда бледно-голубыми стеклышками в тихом и смиренном отчаянии, мокрые прядки волос прилипли ко лбу и вискам, по щекам с них стекала вода тихими каплями. А может, это были Веткины слезы. Одной рукой она крепко держала перепуганную Машеньку, и без того намертво обхватившую Веткину тонкую шейку пухлыми ручками, другой рукой прижимала к бедру Артемкину светлую головку. Хотя, если посмотреть снизу, на мадонну Ветка совсем не тянула, потому как стояла в трусах и в короткой, до пупа, майке. Не положено мадоннам так стоять, откровенно выставляя напоказ худые и бледные, да еще и самую малость кривоватые ноги. Хоть они и воде находятся по самую щиколотку — все равно не положено…
— Веточка, что случилось? — бросилась забирать у нее из рук Машеньку Надежда. — Почему ты мокрая вся?
— Там… Там кран сорвало… Я стирала, и вдруг оно как брызнет. А потом Артемка прибежал, сказал, что Машенька пуговицу проглотила… И его струей прямо на пол… И Машенька плакала, и вода бежит… — тоненьким, почти на одной ноте прозвучавшим вялым голоском откликнулась Ветка. Потом перевела свой застывший взгляд на Надежду, добавила жалобно, на той же тоненькой ноте: — Надь, я больше так не могу…
— Так, погоди! Чего ты не можешь?
— Жить… — пропищала Ветка и скуксилась совсем уж окончательно, поехала скорбно вниз уголками глаз и вмиг задрожавших губ.
— Стой! Подожди, не реви пока! Ты в ЖЭК звонила? Слесаря вызывала? Артемка, пуговица большая была, которую Машенька проглотила? А в скорую звонили? Машенька, где больно? — засыпала Надежда всю несчастную троицу вопросами.
— Да везде звонили, только все равно нету никого, теть Надь! — ответил за всех Артемка, отлепляясь от материнского худого бока. — И соседей никого дома нету, только баба Зоя из шестнадцатой квартиры. А она нам дверь не открыла. А вода там льется прямо на пол, мама кран тряпочкой завязала…