Алиенора Аквитанская. Непокорная королева

Флори Жан

Именно тогда Ричард, подражая своему брату Жоффруа, отправился с французским королем к парижскому двору; теперь Филиппа с Ричардом связывали такие же дружеские чувства, что и раньше с Жоффруа: их всегда видели вместе, они ели за одним столом и, по слухам, не расставались даже ночью [328] . Такое сближение предвещало новые осложнения политического и семейного характера. Согласно Гиральду Камбрийскому, этому неисправимому разносчику сплетен, Филипп сообщил Ричарду, что его отец предложил выдать Аэлису замуж за Иоанна, которому в таком случае должно было отойти Анжу и, возможно, Пуату. Другими словами, Львиное Сердце был бы отстранен в пользу своего младшего брата. «Такова была природа этого человека, который всегда сеял зависть среди своих потомков» [329] , — комментирует это Гиральд. Он не ошибался на счет Генриха II, но что тогда можно сказать о Филиппе Августе, столь умело извлекавшем пользу из зависти, которую сам же и разжигал? Напряжение снова нарастало: разъяренный, преисполненный недоверия Ричард поскакал в Шинон, завладел там казной своего отца и затем уехал в Пуату, где принялся укреплять свои замки. Снова появилась угроза войны, но Генрих в конце концов убедил сына в своих добрых намерениях, и тот принес оммаж своему отцу в Анжере [330] .

328

Gesta Henrici, II, 7, Gillinham, J., Richard I and Berengaria of Navarre, dans Gillinham, J., Richard Coeur de Lion, Kingship, Chivalry and War in the Twelfth Century, Londres, 1994, p. 119–139,

в частности, p. 134 sq. Джилингем с полным на то правом говорит о том, что такое поведение людей в те времена вовсе не предполагало каких-либо гомосексуальных наклонностей. Разумеется, он не возражает против этого.

329

Giraud le Cambrien, De principis instructuione, III, 2, p. 232.

330

Gesta, II, p. 9.

Весть о поражении христиан Святой Земли при Хаттине, 4 июля 1187 г., в битве с Саладином, положила конец конфликту. Один за другим, под давлением проповедников, противники принесли обет отправиться в крестовый поход: первым, в ноябре 1187 г., Ричард, за ним его отец, а следом за ними Филипп Август и император Фридрих. Чтобы добыть средства на поход, Плантагенет (чьи действия, но с меньшим успехом, повторит король Франции) стал взимать с народа и даже с духовенства налог, прозванный «сарацинской десятиной», который был крайне непопулярным среди населения. Однако никто из государей в Святую Землю так и не отправился: все они продолжили заниматься своими сварами. Недоверие друг к другу и разногласия меж ними столь велики, что противостояние вновь стало набирать силу. Мы не будем рассказывать о военных операциях, которые, в сущности, были запутанными [331] . Они часто сменялись дипломатическими переговорами, перемириями и соглашениями, которые стороны вскоре нарушали. Так, ради более успешного нападения на Тулузен Ричард заключил соглашение с королем Санчо IV. Возможно, что именно тогда была достигнута договоренность о его будущем браке с Беренгарией, дочерью короля Наварры [332] .

331

О том, как разворачивались события, см. Flori, J., Richard Coeur de Lion, op. cit., p. 76 sq.

332

См. Bertran de Born, 'ed. et trad. G. Gouiran, op. cit., p. 553–554, и песнь № 27, «S’ieu fos aissi senher e poderos», p. 557. Этот тезис подкреплен Амбруазом (v. 1135 sq.), согласно которому Ричард любил Беренгарию уже тогда, когда он был еще только графом Пуатье.

Разрыв между сыном и отцом увеличился еще больше, когда Ричард, опасавшийся, что его отстранят в пользу Иоанна, вступил в переговоры с Филиппом Августом и предложил встретиться на мирном собрании в Бонмулене, 18 ноября 1188 г. Ричард, прибыв на него вместе с королем Франции, без лишних слов предъявил свои условия: он должен быть признан единственным наследником. Филипп, со своей стороны, потребовал, чтобы Ричард дал слово жениться на Аэлисе. Генрих II не поддался такому диктату: он ограничился уклончивым ответом, который вывел Ричарда из себя и подтолкнул его к решающему шагу — на театральный манер сын повернулся к отцу спиной и принес оммаж за свои континентальные земли королю Франции [333] . Вот как описывает эту сцену Гиральд Камбрийский:

333

Gervais, I, 435; Diceto, II, 57–68; Rigord, 63, p. 92; Gesta Henrici, II, 50.

«Граф Пуату, окончательно поняв, что никакие просьбы не помогут ему добиться от отца того, чтобы бароны принесли ему клятву верности, и подозревая, что, охваченный злобой и завистью к своему наследнику, отец благоволит к его младшему брату, тотчас же, на глазах родителя, направился к королю Франции. Он тут же принес ему оммаж за все континентальные земли, которые отходили ему на правах наследства. И по этой причине они, связав себя клятвой, вступили во взаимный союз, и король пообещал графу свою помощь в отвоевании у его отца этих континентальных земель. Вот что породило раздор и беспощадную междоусобицу, которая продолжалась вплоть до последнего дня жизни его отца» [334] .

334

Giraud le Cambrien, De instructuione…, p. 153–154.

Итак, никто не сомневался — на собрании в Бонмулене Ричард открыто бросил вызов отцу. Когда на Рождество 1188 г. король Генрих собрал двор в Сомюре (на этот раз рядом с ним был только Иоанн), ему пришлось признать очевидное: его политика потерпела крах, сыновья один за другим восстали против него, а бароны начали покидать его, чтобы присоединиться к Ричарду, в то время как Филипп со своими союзниками вторгся в его владения [335] . В Троицын день 1189 г., в Ферте-Бернаре стороны вновь попытались мирно уладить разногласия, но дело в очередной раз закончилось провалом, несмотря на вмешательство папского легата Иоанна из Ананьи. Ощущая нависшую над ним опасность, старый король отступил в Ман, который Филипп и Ричард тут же взяли в осаду. Генриху и его верным приближенным — Вильгельму Маршалу и незаконнорожденному сыну Генриха Жоффруа, которого тот назначил канцлером, — удалось бежать в Нормандию. Ричард преследовал их по пятам, но, по словам хрониста, один рыцарь убил копьем его коня [336] . Этим рыцарем был Вильгельм Маршал. По словам самого Вильгельма, он сознательно пощадил Ричарда Львиное Сердце, не успевшего надеть кольчугу, и ограничился тем, что убил его коня, чтобы не дать ему продолжить погоню [337] . И действительно, Генриху II удалось ускользнуть: он укрылся в Туре, но час поражения был уже близок — старого короля покинули почти все его сторонники. Даже его сын Иоанн втайне от отца перешел во вражеский стан [338] .

335

Newburgh, 277.

336

«Militari lancea perfosso», Giraud le Cambrien, De principis…, p. 283.

337

Histoire de Guillaume le Mar'echal, v. 8836 sq.

338

Newburgh, 277.

Побежденный

Генрих был вынужден покориться. В Баллоне под нажимом противников он принял продиктованные ему условия: он должен был выплатить Филиппу Августу компенсацию в двадцать тысяч марок и вернуть Аэлису Ричарду, который, в свою очередь, обязался жениться на ней по возвращении из крестового похода. История, рассказанная Гиральдом Камбрийским (правда, им одним), красноречиво свидетельствует о том, какую злобу испытывал в тот момент старый король к своему сыну:

«В соглашении было указано, что король Генрих должен даровать своему сыну, графу Пуатье, поцелуй мира, изгнав из сердца своего гнев и ярость. Но когда король претворил это (скорее «притворился», нежели «претворил»), и поцелуй мира был отдан, граф, отошед, услыхал, как его отец вполголоса произнес: «Пусть Господь продлит мою жизнь, покуда я не смогу отомстить тебе, как подобает» [339] .

339

Giraud le Cambrien, De principis…, p. 296.

Но времени ему уже не хватило. Больного, изможденного и подавленного, старого короля перевезли в Шинон. Через несколько часов он умер. На тот момент Генриху II было пятьдесят шесть лет. Поговаривали, что он не смог вынести известия о том, что среди баронов, предавших его, в первых рядах был и его сын Иоанн, ради которого тот вступил в последнюю битву [340] . Удрученный этой вестью, король отвернулся к стене и в течение многих часов оставался недвижим. Один из могущественнейших христианских королей умер 6 июля, на тридцать четвертом году и седьмом месяце правления. Алчные слуги и придворные долго не мешкали: завладев его имуществом, лишив его даже плаща, они оставили своего хозяина лежать почти голым. Многие хронисты утверждали, что его смерть, как и восстание его сыновей, была уготована ему в наказание Богом [341] .

340

Giraud le Cambrien, ibid., p. 295; Hoveden, II, 366.

341

Histoire de Guillaume le Mar'echal, v. 9079 sq.; Giraud le Cambrien, De principis…, p. 302 et 305; см. также Newburgh, 278 sq.; Рауль Коггесхоллский (Coggeshall, 25) говорит о старом короле с большей благосклонностью, считая его лучшим правителем по сравнению с его сыном Ричардом.

Генрих II неоднократно изъявлял желание покоиться в Гранмоне и сделал все необходимые распоряжения на этот счет [342] . Но король умер в разгар жаркого лета, и перевезти его тело в Гранмон оказалось сложной задачей. Вильгельм Маршал решил похоронить короля в ближайшем большом аббатстве — им оказался Фонтенвро, к которому Генрих проявлял интерес с давних времен, еще раньше, чем сама Алиенора [343] . Итак, останки короля перевезли из Шинона в часовню аббатства, где до сих пор еще можно увидеть его великолепную гробницу. Приехавший попрощаться с телом отца, Ричард, казалось, не испытывал никаких чувств. Если верить некоторым хронистам, по его прибытии из ноздрей покойного пошла кровь, словно бы покойный гневно выказывал свой протест, и так продолжалось до тех пор, пока Ричард не покинул аббатство [344] .

342

Cf. supra. См. также письмо Гильома де Трейака, настоятеля Гранмона, королю Генриху II (аутентичность документа под вопросом), P. L. 204, c. 1168 ou HF XVI, p. 471. Также об этой теме см. Andrault-Schmitt, C., dans La Cour Plantagen^et (1154–1204), op. cit., p. 268. Вуд (Wood, Ch. T., «La mort et les fun'erailles d’Henri II», dans Henri II Plantagen^et et son temps, CCM, 28, 1994, p. 119–123) доказывает, что Генрих желал, чтобы его тело погребли в Гранмоне, а выбор Фонтевро был случаен.

343

См. на эту тему Bienvenu, J.-M., «Henri II Plantagen^et et Fontevraud», dans Henri II Plantagen^et et son temps, op. cit., p. 25–32.

344

Gesta, II, p. 71; Hoveden, II, 366–367; Giraud le Cambrien, De principis instructuione, 305; Вильгельм Ньюбургский (Newburgh, 278 sq.) упускает этот эпизод из своего описания.

Злорадный Гиральд Камбрийский не преминул упомянуть об иронии непредсказуемой судьбы: Генриху было суждено обрести вечный покой в том самом монастыре, в который он так мечтал упрятать Алиенору:

«Помимо прочего, нелишним будет отметить вот что: в то самое место, куда король, потакая своим желаниям, всеми силами стремился водворить королеву Алиенору, облачив ее в монашеское одеяние, он сам заслужил в наказание Господне быть заключенным. Его погребли в этом безвестном уголке, недостойном его величия, его тело поглотила земля, в то время как королева оставалась на этой грешной земле еще долгие годы» [345] .

345

Giraud le Cambrien, De principis…, p. 306.

Королем Англии стал Ричард. Его первым делом, в котором Матвей Парижский вновь увидел исполнение пророчества Мерлина, стал приказ об освобождении Алиеноры [346] . Новый король поручил эту задачу своему прежнему врагу, Вильгельму Маршалу, одной из главных добродетелей которого была и оставалась преданность семейству Плантагенетов, будь то Генрих, Ричард или Алиенора [347] . Посланник поспешил в Англию, чтобы доставить приказ об освобождении, но его опередили: по его прибытии Алиенора уже обрела свободу. Не теряя времени, она велела выпустить из тюрем всех политических узников, врагов ее мужа, заключенных по тем же причинам, что и она [348] . Об этих новых распоряжениях Ричарда относительно своей матери сообщает и другой английский хронист, замечая при этом, что Алиенора получила позволение действовать по своему усмотрению:

346

Matthieu Paris, II, 346.

347

На этот счет см. Mullally, E., «The Reciprocal Loyalty of Eleanor of Aquitaine and William Marshal» dans Wheeler, B. et Parsons, J. C. ('ed.), op. cit., p. 237–245.

348

Gesta, II, p. 74; Hoveden, III, 4; Вильгельм Ньюбургский (Newburgh, 293) выступает против этого акта, даровавшего свободу слишком большому количеству пленников, среди которых были висельники, наводнившие край и причинившие ему немало бед.