Шрифт:
Эх ты, торопыга, надо было подрасти, окончить школу, прежде чем читать третью серию про неугомонных сестёр. Уж больно плохо они влияют на неокрепшие мозги. Ничего забавного ты тут не найдёшь, окромя длинной и нудной лекции о вреде алкоголя. Чё, чё, ты говоришь, что уже большой и с крепкими напитками завязал навсегда? Брешешь, поди! Ну да ладно, почитай уж, да на ус намотай и сам решай как тебе жить дальше. И это… с тех богатырешек, на заставушке храпящих, пример не бери, у них печень знаешь какая? Ого-го какая! Мы ей гвозди пытались забивать,
Глава 1. Сёстры планируют поход в Заболотье
Прошёл ещё один учебный год. Сёстры подросли и стали похожи на девушек. Алисе исполнилось аж целых четырнадцать лет (старуха и в зеркало не гляди), а Дианке тринадцать. Старшая заканчивала восьмой класс, а младшая опять смогла одолеть две программы: но уже третьего и четвёртого классов.
– За спиной у ребёнка начальная школа, обалдеть можно! – восхищались взрослые и не догадывались, что это полностью заслуга её сестры, которая днями и ночами сидела с Динкой и заставляла её штудировать гранит знаний.
И снова, снова никто не замечал великого подвига Алисы, хоть плачь! Всем вокруг казалось естественным, что одна родственная душа тянет к свету знаний другую родственную душу.
– Но кто, кто сказал что наши души родственники? – возмущалась Алиса, – тела «да», но души… Кто их знает, эти души?
После приключений в тёмной Руси, она стала очень мнительно относиться к людям, особенно к их внутреннему содержанию, то есть к душе. А ещё четырнадцатилетней красавице хотелось не сидеть с сестрой-незнайкой (и работать бесплатной учительницей), а гулять на улице парами, ну сами понимаете: мальчик с девочкой, мальчик с девочкой, мальчик с девочкой.
Но не тут-то было, опять эта… та, которую надо, «кровь из носа» поставить на ноги, пихает ей палки в колёса. Но бросить учебники третьего-четвёртого классов и бежать невеститься ей не давала совесть (ведь это она, Алиса, толкнула четырехлетнюю сестру в тоннель), а ещё медленно и верно зарождающаяся любовь к Диане. Но гормональные всплески мешали ей этого понять, и Алечеке порой, как в младенчестве, хотелось укусить малолетку за её дурную голову, когда та упорно не хотела понять, что такое дроби, ну или определить падеж существительного.
Динке, кстати, в свои тринадцать лет тоже уже можно было смело идти невеститься, но она не понимала что это такое? Все подростковые взрывы почему-то обходили стороной её пост-трансформированное тело. И никто не знал, то есть никто и не догадывался об этом. Ну зубрит в Зубковской семье зубрёныш науку, ну и пусть себе зубрит. А чего тут такого? Не бегать же ей за пацанами третьеклассниками?
Ха! А может быть дело было в том, что у всех школьников на планете есть одна очень существенная заморочка – они влюбляются только в одноклассников. Редкие исключения обсуждаются всей школой и осуждаются общественностью. Родители, так те вообще тут же начинают паниковать: ведь в родном классе, как в прайде, каждый ребёнок – свой; а молодые люди из других ячеек общества – это «чужие», от которых неизвестно чего и ждать.
Но как бы там ни было, Дианка грызла науку, не обращая ни на кого внимания, окромя родного деда, да и то, только по той причине, что тот сам дёргал внучку. Надо ж было старому пердуну рассказывать кому-то о политической ситуации в стране и мире. А так как взрослые люди гнали дедка взашей с его политикой, то он весь свой политический яд обрушивал на неокрепшие мозги приёмыша (так он до сих пор называл Дианку).
Алиса радовалась, когда Иван Вавилович заводил свою волынку и уходила перекусить, ну или поваляться на диване, от чего у неё нарастала ненужная масса в ненужных местах, и это был ещё один повод не мчаться невеститься, а сидеть дома и обзывать себя «булкой».
А Динка внимательно слушала пожилого человека и удивлялась каждому слову. Дед рисовал ей страшный мир, где одни дяди стараются сожрать других дядей, а заодно и всё человечество. Ребёнку становилось плохо от этого, она с тоской вспоминала свою беззаботную кошачью жизнь и окутанное подвигами пребывание в Заболотье. Поэтому ей не очень хотелось взрослеть и ждать, когда её сожрёт очередной вседержитель. Но несмотря на это, тяга к школьным знаниям у бывшей кошки была огромна, зато и тоска по сказочному миру просто невероятна.
– Знания нужны везде! – разумно рассуждала Алиса и продолжала обучать сестру математике и даже художественному видению пространства.
– Заболотье, Заболотье, Заболотье! – рисовала младшенькая сказочный мир цветными карандашами и красками.
А старшая страдала о другом:
– Ну как же там наши спасители богатыри, а вдруг они спят мёртвым сном и никогда, никогда не проснутся? Вот я бы… вот мы бы… принесли им живую воду и оживили! Ведь это мы посоветовали придурковатым воинам поехать к злыдням-поляницам! – теребила она сестру.
– Эх, Алиса, Алиса, – вздыхал голос с неба. – Ну опять ты мне житья не даёшь со своим переполненным до краёв чувством вины! Забыла о чём тебе говорила Сказочница: «Не надо богатырям мешать лежать у поляниц. Не мертвы они, а в коме. Поваляются, отдохнут от трудов ратных. А поляницам безделка будет: ходить мимо них туда-сюда, к мужескому роду приглядываться, выискивать себе в грязи суженых да ряженых.»
Но в том то и дело, что девчонка забыла её слова! А снова увидеть Сказочницу Алиске вовсе не хотелось: безрадостная перспектива любоваться на мать в старости! Но и за это девица себя корила:
– С беспомощной Сказочницей в любой момент может что-нибудь случиться. Вон она какая: и в нашем мире непутёвая – клуха клухой, даже папку вернуть в семью не может!
– А может плохо старается или не старается вовсе? – предположила Диана, продолжая рисовать.
– Ну да, наверняка не старается, – хмурилась старшенькая и с тоской рисовала… нет, не папку Грибнича, а своего друга ворона Тимофея, не переставая канючить о новой вылазке в сказочный лес.
– Нет, оно то оно – оно! – бубнила Дианка словами своей бабушки в ответ на стенания сестры. – Ну хорошо, наберём мы в термос живой воды, припрём его на заставу, а где гарантия, что он откроется? Помнишь, как он заблокировался тогда?