Алла Пугачева. Жизнь и удивительные приключения певицы
Шрифт:
«Мне было так забавно видеть, – говорил Дмитрий Иванов, – как Алла слушает нас, открыв рот. Трифонов же просто за ней ухаживал. Он бывал у нее дома, познакомился с родителями. Правда, Алла не отвечала ему взаимностью. Но и он любил ее, наверно, не столько как женщину, а как какое-то свое творение. Он даже немного учил ее петь. Говорил, например: "Вот здесь не надо обертонов, пой "белым" звуком"».
Троица нередко прогуливалась до Парка культуры, где тогда собирал артистическую публику пивной ресторан «Пльзень». Там всегда разливали не очень дорогое чешское пиво. Трифонов с Ивановым брали по паре запотевших кружек
Они подолгу болтали – о будущих передачах, о песнях, даже о политике, но редко, потому что их юная подружка сразу начинала скучать и озираться по сторонам.
Как-то во время одного из таких вечеров Трифонов вдруг торжественно достал из-под стола свой портфель, щелкнул его медными замочками и вытащил маленькую игрушку – резинового морячка.
– Ой, какой смешной! – воскликнула Алла.
– Вот этот бравый юноша, – патетически произнес Трифонов, – теперь будет символом нашей нерушимой дружбы! Вот смотрите!
Тут Трифонов окунул морячка в свою кружку пива и слегка притопил. Тот тут же всплыл в жидкой пене.
– Он никогда не потонет, чтобы ни случилось! Даже в темном пиве – и там не потонет! Бери, Алка, с него пример! А его хранительницей я назначаю тебя!
С этими словам Трифонов вручил девушке игрушку, и пивные капли с него упали ей на платье.
Этот морячок еще долго их забавлял. Все трое дурачились, делая вид, будто тот живой: то не в меру важничает, то строит из себя тихоню. Потом, как-то после шести-семи кружек все решили, что морячка настигла геройская смерть, и закопали его в Нескучном саду. Через несколько дней Алла нашла место погребения и «оживила» любимца.
Жаль, не сохранился. В музее Пугачёвой он был бы экспонат, если перефразировать того же Шнурова.
Как-то в «Доброе утро» прислал свою новую запись Эдуард Хиль – это была песня под названием «Великаны». Певец педантично приложил к этой записи оркестровую фонограмму, то есть, собственно, один аккомпанемент к песне.
«Поскольку автором песни был наш приятель, – продолжает Дмитрий Иванов, – то мы договорились с ним и смонтировали все таким образом: куплет поет Хиль, куплет – Алла. И, не сообщая Хилю, смело пустили это в эфир. Певец такого сюрприза никак не ожидал и устроил на радио жуткий скандал: "Меня, такого популярного исполнителя – да с какой-то безвестной девчонкой!"».
Узнав об этом, Алла рыдала и говорила: «Я ему еще докажу… Я еще буду популярнее его…».
Многие мэтры решительно отказывались, чтобы рядом с ними в каком бы то ни было качестве находилась эта «нахалка из самодеятельности». Довольно типичный случай произошел однажды в саду «Эрмитаж».
Предприимчивые эстрадные деятели каждое воскресенье устраивали там большие сборные концерты, где всякий доставший билет мог зараз увидеть добрую дюжину знаменитостей. Недолгое время этими представлениями ведал Лев Штейнрайх, артист Театра на Таганке и один из режиссеров «Доброго утра». Благодаря дружбе со Штейнрайхом Трифонов договорился с ним, чтобы в программу поставили его «крестницу», хотя бы с одной песней.
Вот как об этом писал Иванов в журнале «Алла»: «Какой же жуткий скандал разразился, когда об этом узнали корифеи… Ладно уж, не стану называть имен тех, кто заходился в истерике, требуя вышвырнуть за ограду эту… как ее… Пугачёву. Сама она стояла в двух шагах от эпицентра этого позорнейшего урагана с лицом, выражавшим не то "сейчас пойду и повешусь", не то "а пошли вы все". Короче, концерт был под угрозой срыва.
– Ребята, не могу! – сказал нам белый как мел Лёва Штейнрайх. – Мне самому она нравится. Но гляньте на них. Они же меня сожрут заживо!
– А мы? – спросили мы.
Лёва побледнел еще больше, хотя, уже, казалось, некуда, и крикнул страшным фальцетом:
– Пугачёва будет в программе!
Корифеи испуганно отошли в кусты».
А потом на сцену вышла Пугачёва… В те времена не было никаких цветных дымов, лазерных лучей и взбесившегося полуголого балета. Глуховатый рояль и одиноко торчавший микрофон – вот и все дела. И печальная девочка, никак не одетая, никак не выглядевшая… Ладно бы еще она вышла со своим популярным «Роботом», так нет же! Она решилась исполнить песню Бориса Савельева на стихи Инны Кашежевой «Я иду из кино».
«Я знал эту песню, – продолжает свой рассказ Иванов, – совсем не годящуюся для людей, пришедших развлечься воскресным вечерком. В ней говорилось о девочке, увидевшей в старой хронике отца, погибшего на войне. С первых же слов зал удивленно притих. Я ни звука не услышал из зала и тогда, когда песня закончилась. А потом был настоящий обвал. Пугачёву не хотели отпускать, требовали песню на "бис", требовали "Робота"…».
Трифонов считал себя триумфатором в тот вечер. Он провожал свою Галатею домой и все говорил о том, что теперь Пугачёвой открыта дорога на телевидение. Алла смущалась: «Да что вы, Володя, мне и прийти туда не в чем. Да и пою я пока не очень…».
…Когда в начале 1990-х Владимир Трифонов умер, Пугачёвой не было в Москве, и о несчастье она узнала лишь по возвращении. Алла Борисовна тут же приехала к вдове с огромным букетом цветов.
С тех пор она всегда старалась хоть ненадолго заглянуть домой к Трифонову в день его рождения, когда собираются все друзья.
Слова Трифонова о телевидении были не праздными. Им с Ивановым предложили делать там новую программу, взяв за основу их же радиопередачу «Наш календарь». Художественная идея «Календаря» была несложной. «Мы набирали самые разные исторические факты и даты, – объяснял Иванов. – Изобретение пишущей машинки, день рождения Моцарта, основание Палаты мер и весов во Франции и так далее. Из всего этого мы делали такой забавный рассказ: находили всякие смешные факты и так далее». Телевизионную версию календаря назвали «С днем рождения».
«Но поскольку только говорить здесь было бы уже неинтересно, то мы прослаивали передачу всякими музыкальными номерами. Каждую неделю в 10:30 мы выходили в эфир, поздравляли всех, кто родился на этой неделе в любые годы и века и начинали свой рассказ о разных событиях. Но мало того, что мы подавали эту информацию в забавной форме, мы еще и сами вытворяли черт знает что: рядились в каких-то рыцарей и так далее».
Можно смело утверждать, что «С днем рождения» в каком-то смысле оказалась предтечей «Утренней почты». На тогдашнем унылом телевидении подобных программ были считанные единицы, поэтому неудивительно, что к Трифонову и Иванову в буквальном смысле выстраивалась очередь из артистов, которые непременно хотели бы выступить у них.