Аллегро с Дьяволом – II. Казань
Шрифт:
А Пастух все тряс мертвого врага и орал:
– Ты все сделал, тварь! Ты! Всех убили, всех!! А ты думаешь, сдох, и все?! Все, да?!
Как-то сразу успокоившись, почти прижавшись к лицу Гасана, пристально глядя в мертвые глаза, Аркадий прошептал:
– Но я тебе сделаю, сука, всем вам сделаю. За всех ответите, за каждого пацана убитого ответите!
Отшвырнув Гасана и машинально подхватив автомат, Пастух выпрыгнул из окопа и, чуть пригнувшись, побежал к танку.
«Надо было еще вчера этот чертов кишлак с землей сравнять, глядишь, сегодня ребята были бы живы».
Вокруг высоты продолжали рваться снаряды – они достали не больше
«Ладно хоть опять в правый бок», – мелькнула мысль. Но валяться времени не было, запросто могли превратить в решето. Стиснув зубы, он нырнул в танк и захлопнул люк, по которому тут же ударила запоздавшая очередь.
– Ага, щас, прямо так и убили. Козлы! – зло прохрипел он.
Плюхнувшись на сиденье, Пастух почувствовал легкую дрожь: двигатель танка работал.
– Хоть что-то.
Пристроив автомат, Аркадий взялся за рычаги, и танк сначала медленно, но потом все быстрей двинулся на север, к ненавистному кишлаку. Он понимал, что в дымящей башне в любой момент мог взорваться боекомплект, но он молил Бога, чтобы это не случилось раньше, чем он исполнит задуманное.
Моджахеды не собирались так просто его отпускать, и двум гранатометчикам удалось испытать крепость боковой брони. Броня выдержала, а получивший контузию Пастух выпал на некоторое время из реальности.
Кок очнулся от сильной головной боли. Рядом суетливо перекрикивались «духи».
– У-у-у… суки, совсем близко подошли уже. Сейчас, ребята, я сейчас.
Вытерев рукавом кровь с лица и схватив пулемет, Кок, пошатываясь, направился к выходу из «арсенала». Подойдя к двери, он остановился, словно налетел на стенку. «Духи» были не рядом, они были на высоте. Их было много, очень много, как муравьев в хорошем муравейнике. Они суетились и на стоящего в дверях Кока не обращали никакого внимания. Их явно что-то заинтересовало на западной стороне, туда бежало несколько человек с РПГ. Кок медленно поднял пулемет, он не спешил открывать огонь. Оно и понятно: нажмешь и все, сколько останется жить потом – пять или пятнадцать секунд?
Время остановилось. Но вот на Кока обернулся стоящий метрах в семи «дух». Кок ясно увидел, как у него медленно, словно в замедленном кино, поднялись удивленно брови. Моджахед одной рукой стал поднимать автомат, а другой судорожно стал дергать за рукав душмана, стоявшего рядом.
«Ну, вот и все» – отрешенно констатировал Кок и нажал на курок.
Он начал с того самого духа, который его заметил, и с его соседа. Несколько секунд Кок безнаказанно расстреливал моджахедов в спины, но афганцы, воюющие с детства, жившие не просто на войне – жившие войной, быстро пришли в себя. Сразу несколько очередей припечатали Кока к вагончику, из которого он только что вышел. Пули прошивали грудь, руки, калечили лицо. Кок продолжал нажимать на курок и слабо водить пулеметом, но ствол неумолимо опускался, и остатки патронов он выпустил уже себе под ноги. Когда пулемет замолчал, уже мертвый Кок медленно, оставляя кровавый след
Какой-то моджахед с густой черной бородой направился к Коку, извергая проклятия и доставая на ходу кинжал. Но что бы он ни хотел сделать, его желанию не было суждено сбыться. «Духи» вновь засуетились: с юга, на малой высоте, к высоте шли две «вертушки». Было еще недостаточно светло и поэтому, чтобы разобраться в обстановке, царящей на высоте, «вертушки» шли низко над землей. Очень низко. Слишком низко… Высота встретила вертолеты ураганным огнем из автоматов и пулеметов, в том числе и крупнокалиберных. Вертолет, идущий первым, встал на дыбы, и рухнул хвостом вниз менее чем в семидесяти метрах от высоты.
– Аллах Акбар! Аллах Акбар! – истошно взревели душманы, размахивая оружием.
Долго орать им не пришлось. Оставляя за собой растущий шлейф дыма, вторая «вертушка» совершила разворот и взяла боевой курс на высоту. «Духи» стали разбегаться, стараясь укрыться кто где мог – в окопах, углублениях, оставшихся от разорванных и сгоревших палаток, или просто за камнями. «Вертушка» прошла над высотой разбушевавшимся драконом, основательно вспахала ее и пошла дальше на север, на базу.
– Земля! Земля! Я пятый. На высоте «духи». Повторяю. На высоте «духи». Третий сбит. Меня тоже задели. Постараюсь дотянуть до дома. Прием.
– Понял тебя, пятый. Группа поддержки вышла, так что особо не геройствуй. В случае чего, садись. Прием.
– Вас понял. Думаю, дотянем. Прием.
– Давай, Серега, тяни! Ждем. Конец связи.
Было и ежу понятно, что теперь, когда на базе узнали о гибели защитников высоты, следует ждать ее артобстрела.
Вертушка еще не успела скрыться из глаз, как «духи», подхватив всех своих раненых и подобрав их оружие, стали быстро, немного суетливо, но без паники уходить на юг, туда, откуда пришли. Из девяти сотен моджахедов, попытавшихся пройти этой ночью мимо десантников, на высоте и вокруг нее осталось лежать больше трех сотен убитых, которым уже никогда не суждено было стать «гази» (победителями неверных).
Разорвавшаяся рядом мина не только контузила Конюха, но оставила в память о себе три отметины на теле. Два осколка безжалостно пропороли живот, а один еще и разорвал правую щеку, оставив безобразную рану. Придя в себя, Малахов, большей частью засыпанный землей, открыл глаза в звенящей тишине. Траншею, на дне которой он лежал, перепрыгивали «духи», почему-то спешно уходящие с высоты.
«Очевидно, наши на подходе», – справедливо решил Конюх.
Он приподнял «калаш» и нажал на курок раз, второй, третий. Автомат не хотел стрелять. Почему? Кончились патроны, заклинило? Этого Малахов уже не узнает никогда. Напряжение съело последние силы, и он вновь потерял сознание…
– Вечно тебя ждать приходится, давай быстрей, – раздалось под самым ухом ворчание Перца.
«Перец? Жив? Так это сон был, что ли? » – промелькнула радостная мысль у Кока, но открыв глаза, он понял, что ошибся. Сквозь склонившегося над ним Перца было видно небо.
– Убили нас, зема. Айда, надо с домом проститься. По обычаю меня должны до заката сегодня похоронить, да не судьба, – пояснил Кок, словно прочитав мысли друга.
– Ага, меня тоже на третий не успеют похоронить. Ладно, что самих себя оплакивать, пошли.