Алло, милиция?
Шрифт:
Глава 1
1
История — не абстрактная, а прикладная наука. При неосторожном употреблении может приложить по лбу.
Егор Евстигнеев попал под раздачу, можно сказать, случайно. Он даже представить не мог, к чему приведёт его визит на кафедру теории и истории государства и права перед практикой на пятом курсе.
Для чего? Для написания диплома. Мало кто хотел туда идти. Кафедра считалась перспективной только для желающих защищаться, затем до пенсии коптить небо в вузе. Кто с деньгами и связями, те устраивались на диплом и преддипломную
Егор колебался в выборе.
Его отец всегда говорил: будешь юристом — не пропадёшь. Дал денег на платное. Ими же попрекал, читая нотации в духе «я в твои годы».
Теми годами, пришедшимися на первую половину девяностых, он чрезвычайно гордился. Был менялой-валютчиком, якшался с какими-то бандитами. Да и в нулевых случалось всякое. Жили тогда в северной части Москвы. Раз он вёл маленького Егорку по Ангарской из детского сада, когда их остановили мрачные личности. Егор кинулся бежать, нашёл свой подъезд, взлетел на второй этаж и колотил в дверь маме, не дотянувшись до звонка. Евстигнеев-старший объявился только через три дня, исхудавший, тихий. Другие подробности выветрились у мальчишки из головы.
Когда он учился в школе, отец остепенился. Наладил бизнес с белорусами. Начал возить в Москву белорусский трикотаж и молочные продукты. Влетал на падении курса российского рубля, выручало лишь то, что белорусский рубль валился за российским вслед ещё сильнее.
В десятые годы семья переехала из панельки в квартиру больше и в район получше, появился дом в Подмосковье, в сторону Вязьмы. Особенно Евстигнеев любил махнуть к поставщикам-корешам в Белоруссию, иногда брал Егорку.
Для взрослых мужиков там было круто. Отдыхали у озера. Ловили рыбу сеткой. Стреляли по банкам. Запускали в ночное небо китайские фейерверки. Бухали. Шли в баню. Потом Егора отправляли спать, а он через окно слышал звонкие женские голоса. Батя предупреждал: я сам ни-ни, ты же знаешь. Но маме на всякий случай не говори. Пусть не волнуется зря.
В целом жизнь двигалась по накатанной дороге. Отец намеревался сделать единственное чадо младшим партнёром в ООО «Евстигнеев и сын». А потом и вообще передать дело в его руки с надеждой, что унаследует деловую хватку и привычку оттягиваться по-рыхлому: в бане, с бухлом, с девицами. Что кинет свою никчемную рок-группу ради настоящих взрослых дел. Музыкальные интересы Егора расценивались как проходящая блажь. Конечно, запросы у Евстигнеева-старшего были не ахти какие высокодуховные.
Только он скоропостижно скончался. Там же, в Белоруссии. Сказали — инсульт в парной. Привезли урну, кремировав его в Минске. Сын не видел мёртвого и не мог поверить, что витиеватая железная банка — всё, что осталось от отца.
Вдобавок, получив общий курс криминалистики на четвёртом, знал: поспешная кремация зачастую скрывает следы убийства. Евстигнеев-старший был бизнесменом, пусть некрупным. Таких мочат чаще, чем водопроводчиков. Но уже ничего не установишь
В общем, отметили сорок дней. Помянули. На сорок первый мама Егора привела в квартиру дядю Володю. Так его представила. Высокий, моложе лет на пять-семь. Из Белгорода. При Советах подобную публику звали «лимита».
Мама сказала: всё знаю про папины загулы. Про его секретарш-любовниц, сменяемых не реже чем раз в полгода, когда надоедали. Поэтому не удивляйся, сын, появлению дяди Володи. Фирма «Евстигнеев» будет продана. У неё долги, поэтому на большую сумму рассчитывать не приходится. Твоя доля составит миллион или даже меньше.
Он выдохнул, тупо глядя на знакомые узоры обоев в гостиной и совершенно незнакомого мужика, по-хозяйски откинувшегося в папином кресле.
— Дом под Вязьмой, — напомнил ей. — Он миллионов на двенадцать тянет.
— Заложен, — сообщила мама. — Под бизнес. После погашения кредита, если что и останется, получишь четверть. Я покажу бумаги. Не волнуйся, дорогой. Прослежу, чтоб ни один рубль не ушёл мимо.
На «дядю Володю» — это мимо или в яблочко? Спрашивать не стал. Тот сам заговорил.
— В любом случае, Егор, твоей доли в имуществе фирмы хватит, чтобы год или больше снимать квартиру. Ты уже взрослый, самостоятельный. Скоро университет закончишь, как я слышал. С мамой жить неудобно, дело молодое, девушку надо иногда привести, понимаю.
— Сами вы собираетесь жить здесь?
Сжал зубы, почувствовав, как от гнева и возмущения даже ливер затрясся внутри. Кресла в квартире ещё помнят папин зад, в шкафу лежат его трусы и носки, а этот ушлёпок ведёт себя как обладатель Кольца Всевластия…
— Конечно, парень. Мама же сказала: твой папа вёл себя недостойно. Со мной она будет счастливее. Мы давно с ней вместе.
— О'кей, дядя Володя. Но хочу напомнить, что квартира принадлежит и мне. Я здесь зарегистрирован, у меня есть право проживания.
— Что ты хочешь сказать? Не съедешь?
— Съеду или не съеду — моё дело. Но свою долю в жилище, если я соглашусь вас впустить, я оцениваю в двести пятьдесят тысяч в месяц. За полгода вперёд.
— Егорушка… Как ты можешь… — шагнула вперёд мама, но дядя Володя её отстранил.
— Пойдём выйдем на коридор, малец, — прошипел он. — Базар будет по-мужски.
В этот день, только на двадцать втором году жизни, Егору впервые выпало как следует постоять за себя. Или жалобно заскулить, покидая поле боя и законное жильё. Гены отца, выжившего в тёрках и разборках девяностых, не позволили признать поражение.
— О'кей, дядя Володя, — повторил он. — Секунду обожди. Только полицию вызову. Сообщу, что какой-то хер с бугра, не зарегистрированный здесь, влез в квартиру и валить не хочет. С ними и говори по-мужски. Ты же в курсе, я практически юрист. Знаю, что ментам заявить. Тёплые вещи и паспорт с собой?
Егор достал смартфон и начал тыкать в тачскрин, но не успел. Володя выбил трубу, затем врезал по физиономии.
Это он зря. Мало какая женщина станет на сторону любовника, принявшегося колошматить её единственного сына.