Аллоды
Шрифт:
Не успел я разобраться с этим, как образовалась новая проблема - Суровин не досчитался музыкантов из оркестра, под который солдаты должны маршировать на смотре.
– Я выписал гоблинский оркестр, "Вопящие бубны" называется. Такие потешные музыканты! Особенно после корректировки текстов их песен. С ними мы точно зажжем! Вот только эти лабухи потеряли где-то половину состава - трех гоблинов не хватает. А без песен и музыки мы на Плацу опозоримся. Я всегда говорил, что на гоблинов нельзя полагаться! Обыщи окрестности Плаца, найди этих идиотов и доставь их мне в целости и сохранности.
–
– спросил я, ведь в ИВО повсюду гоблины.
– Пусть значки музыкантов показывают, они ими страсть как дорожат. Без этих значков первый же патруль отправит их на общественные работы.
– Понял.
– Отлично. Кру-угом! И вперед, за гоблинами, шаго-ом марш!
Маршировать на своих двоих я конечно не собирался. Старик, заметно повеселевший от частых прогулок, был не против покатать меня еще. Сначала я объехал плац кругом, а потом решил отправиться по дороге в сторону Незебграда, откуда и должны были прибыть гоблины. Первого я нашел почти сразу - маленький, толстенький гоблин сидел в тени булыжника, измазанный медом с ног до головы, и с непередаваемым блаженством облизывал пальцы. Большой блестящий бубен за его спиной говорил о том, что это один из потерянных музыкантов.
– О, привет... ик... Хочешь я тебе что-нибудь пробарабаню? Очень люблю я в бубен бить, ага!
Еле сдержавшись, чтобы не ударить в бубен самому гоблину, я схватил его за шиворот и основательно встряхнул.
– Ты почему на плацу с остальными, мелочь? Хочешь, чтобы я тебе уши открутил?
– Но-но, тихо, тихо... Подумаешь... ик... присел на минутку. Я что ли виноват, что у вас тут пчелы и мед повсюду? Слышишь, как гудят эти пчелы, какая дивная... ик... музыка!
Не особо церемонясь, я волоком протащил гоблина до своего дрейка, закинул в седло и уселся сзади.
– Гы-ы, любимый с детства вкус... Вкус меда, ага!
– радостно приговаривал он, нисколько не расстроившись из-за такого непочтительного отношения.
Детали биографии музыканта мне были неинтересны, но гоблин почему-то счел нужным ими со мной поделиться. Попытки его заткнуть ни к чему не привели.
– Я сладкое сызмальства любил, а у папаши денег не водилось. С тех пор не могу мимо сладкого пройти... ик... Бывало, нажрусь меда - знаешь, как играть начинаю? Закачаешься, ага!
Второго гоблина я тоже нашел без труда - он сидел прямо на дороге и громко завывал, держась за ногу.
– Ой-ой-ой! Ножка моя бедная!
– застонал он еще громче, когда узнал, что меня прислали за ним.
– Я ее вывихнул, двигаться не могу, ага! Придется тебе меня отнести на Плац! Неси осторожнее, с почтением! Я, между прочим, лауреат государственной премии в области музыки. Может тебе автограф дать? Только я писать не умею. Хочешь, крестик тебе на руке нацарапаю?
Грубовато закинув гоблина рядом с его собратом и примостив большую трубу к седлу Старика, я двинулся дальше, теперь уже выслушивая не только рассказы о пользе сладкого, но и стенания трубача о его тяжелом увечье.
В поисках третьего гоблина пришлось изрядно поблуждать.
– Ой, смотрите, а чего это там такое большое?
– спросил трубач, показывая пальцем вдаль.
Я и сам заметил возвышающееся над землей сооружение, никак не подписанное на карте, и уже направил туда Старика. Чем ближе я подъезжал, тем сильнее меня поражала его грандиозность. Это был поистине огромный памятник: на красивом постаменте, окруженном высокими тополями, в воинственной позе замерла хадаганка с мечом. Было светло, но вокруг, возле аккуратных лавок и ухоженных цветущих клумб, все равно горели фонари. "И будет вечная слава защитникам великого Хадагана! И память о них останется в веках!" - гласила мемориальная надпись. Меня охватило странное чувство. Будто это не огни, зажженные энергией ХАЭС, слепят мне глаза, а Искры тех, кто отдал жизнь за Империю и не вернулся. И не степной ветер шелестит тополиной листвой, а погибшие на войне герои тихо шепчут наставления своим потомкам. В памятнике были заключены и вся горечь утрат хадаганского народа, и все величие его. Мне захотелось преклонить колени и стоять так очень долго, вглядываясь в огоньки и слушая шум ветра.
Наверное, я и в самом деле пробыл бы возле мемориала еще долго. Возле него я чувствовал одновременно и грусть, и умиротворение. Я был спокоен. И разум мой был чист. Но кряхтящие за спиной гоблины напоминали о том, что пора ехать дальше.
– Я вернусь, - зачем-то пообещал я безмолвной хадаганке. В то место, где осознается, как на самом деле ничтожны мелкие сиюминутные проблемы, нужно иногда возвращаться, чтобы обрести внутренний покой.
Попетляв еще около часа по степи и не достигнув успеха, мы снова вышли на дорогу. Я уже устал от безостановочного галдежа двух музыкантов и повернул назад, чтобы отвезти их на плац, ну тут последний потерявшийся гоблин сам выбежал нам навстречу, активно размахивая руками.
– Подождите! Меня, меня подберите, я музыкант, ага! У меня и значок есть, вот!
История, которую он рассказал, была странной и очень мне не понравилась.
– Меня схватили по дороге. Я дрался как зверь, я знаю приемы, ага! Их было штук сорок, все в синих повязках!
– Батальон Синих.
– Не знаю. Повязки то синие, а флаг красный, ага. Но я так просто не сдался! Одному врезал ногой, второму - саперной лопаткой промеж глаз! Но тут сзади на меня набросилась огромная цепная гиена! А я их с детства боюсь. Хорошо, что бегать я умею. Как дал деру, еле ноги унес! А тут смотрю, вы едете, я вас издали заприметил...
Красный флаг у солдат с синими нашивками мог быть такой же фантазией, как и отчаянная битва с четырьмя десятками нападающих, но отчего-то информация никак не шла у меня из головы. С другой стороны, это мог быть флаг не батальона, а Империи, который, как известно, тоже красного цвета.
– Помню, укусила меня одна гиена, потом пришлось два месяца пить настой от бешенства. А ты знаешь, из чего он делается?..
– Нет.
– Везет тебе! А я знаю. Но тебе не расскажу, чтобы не травмировать, ага.