Альманах «Литературная Республика» № 2/2019
Шрифт:
Старый солдат
Афанасий Никифорович поднялся с постели, пристегнул оба протеза, взял костыли, подошел к окошку, приподнял занавеску, посмотрел, что творится на улице. «Опять дождь»– буркнул себе под нос. Посмотрел на календарь, с удовольствием оторвал листок, взял очки, стал читать.
«Надо же, день рождения восьмого мая, прямо перед праздником. Герой Советского Союза, значит, вместе воевали, только у меня в декабре. А восьмого мая я был в Кенигсберге, летчик, а я сапер. Я тоже мечтал быть летчиком, только вот не взяли, не прошел медицинскую комиссию, а на войну забрали как миленького. Вот оказия, хотя все, что Бог ни делает, конечно, он знает лучше. Да стоит ли ворошить прошлое, а так хотелось надеть форму летчика, приехать домой, перед девчонками походить гоголем, покрасоваться, особенно перед Марьей. Нашивки на рукаве, шевроны, кокарда, петлицы, ну все мне хотелось пощупать, потрогать, в общем, похвастаться. Да и отца с матерью порадовать, чтоб они гордились мной, но не судьба. Да какая разница, сколько было слез и радости, когда вернулся с войны. Отец плакал, не говоря о матери, ведь я у них единственный. Вся надежда, кормилец на старости лет. А что я, вернулся калека, без обеих ног, одним словом обрубок, живой труп. Хорошо, что Марья меня не дождалась, а то горя хлебнули бы. Так что у жизни свои планы. Марья красавица была, на весь район. Когда мы перед войной с ней ездили в Углич, так каждый первый парень на нее засматривался, во какая она была эффектная. Семнадцать лет, волосы длинные, русые, глаза огромные,
В это время в дом вошла старушка: «Сынок, садись за стол. А на улице дождь, вся промокла, пока туда-сюда. Я тебе парного молока кувшин принесла, у соседки взяла у Прасковьи, у них молоко лучше, чем у Титовых. Садись, сынок, садись, вот хлеб, у меня на печке картошка теплая. Пока ты спал, я все успела». Эта суетливая старушка всю свою любовь отдавала сыну, берегла его как зеницу ока. Часто по ночам плакала, тихо, чтоб сын не услышал, хотя он уже давно знает, слышит, как она по ночам плачет. Отец Афанасия после войны прожил всего год. Тяжело переживал старик возвращение сына, что говорить, без обеих ног сын вернулся, главное, что живой, живой, конечно, живой. «Иди, сынок, садись, картошка стынет». Афанасий подошел на костылях к столу, мама подставила стул, чтобы он сел, взяла костыли, прижала к груди. «Ешь, сынок, ешь». В этих простых словах столько было тепла, что можно было согреть не одну человеческую душу.
«Мирона видела давеча, завтра Марья с города приедет, приглашал нас зайти вечером в гости, так что, сынок, я все приготовила. Костюм тебе погладила и сорочку. Только вот твои награды надо заново крепить, я не смогла, руки дрожат, пристегнуть не получается. Я сейчас принесу, ты уж сам.
Афанасий молча поел, знает, почему мама воодушевленно говорит от предстоящей встрече у Мирона, потому как приедет Марья. «Заветная мечта матери женить меня на Марье. А кто на меня, на калеку, позарится, да и сам не хочу быть обузой кому-нибудь. А мама знамо плачет, кто будет за мной ухаживать, если она помрет. Каждый день одни и те же разговоры. Я сам не рад, что живой остался, лучше бы убило насмерть, чем так, сломала всю мою жизнь эта война проклятая, перевернула. Иногда во сне ищу, где мои ноги, будто хирургу говорю, что ж ты делаешь, гад, как мне жить, я б тебя удавил бы, крыса тыловая. Сам без ног поживи, я посмотрел бы на тебя, скотина. Обе ноги отрезал, хотя мне рассказывали потом, что в госпиталь меня доставили уже без ног, ну где же они тогда, не помню. Не помню, как было, что было, только помню надпись над головой Кенигсберг, немецкими буквами. Всю войну прошагал, ни царапинки, а тут на тебе подарок от фашистов, 8 мая 1945 год. День, когда подорвался на мине, до сих пор не могу восстановить, как будто вычеркнуто, не было ничего, только надпись Кенигсберг маячит перед глазами, Кенигсберг, Кенигсберг. Значит, там они, мои родные ноженьки, остались навсегда».
«Хорошо, мама, давай костюм и ордена, медали тоже сюда. Раз завтра 9 мая, значит, будем не унывать, а вечером у Мирона гулять», – бодро сказал Афанасий. Да и Марью лет пять не видел, хоть поглазеть на нее, какая стала». Старушка оживилась от таких слов сына и быстро подала костюм и награды приготовила. Афанасий аккуратно прикрепил все награды, самая ценная для него была медаль «За Отвагу», которую он с особенным трепетом протер ладонью. «Да, мам, скажи Петр Петровичу, чтоб к десяти утра завтра на повозке подъехал, сам обещал. К сельскому совету к одиннадцати с военкомата приедут, будут нас, фронтовиков, поздравлять, ну и подарки обещают, праздничный паек. Может, и от колхоза, что-нибудь подбросят, тогда к Мирону не с пустыми руками пойдем, мама».
«Не с пустыми, сынок, не с пустыми, я варенье отложила, огурчики из погреба достанем, капустки квашеной возьмем. Не с пустыми, сынок, не с пустыми» – все приговаривала старушка.
«Надо бы водки купить, мама, а то праздник, не хорошо». «Так на Новый год я же покупала две бутылки, одну вы с Мироном на Новый год выпили, а вторая целехонькая, в погреб убрала, так она там и стоит. Так что, сынок, не с пустыми руками мы пойдем, нам на зиму дров надо купить, председатель обещал в прошлом году бесплатно, так и в этом году ему доверия нет. Они о себе думают, не о нас с тобой, своя рубашка ближе, поэтому нам денежки поберечь надобно». Афанасий редко пил, не курил, любимое дело его стругать ложки. Он всех соседей обеспечивал деревянными ложками. А на их ручках инициалы «М сердечко А». Вся деревня и так знала, что Афанасий любит Марью. Дети, проходя мимо дома Афанасия, всегда кричали, кричат «Марья, Марья, Марья». Но Афанасий на детей не обижался и не собирался, наоборот, ему всегда приятно было и есть вспомнить лишний раз Марью, помечтать. Люди заранее все знают, особенно женская гвардия, что Марья никогда за него замуж не выйдет, даже после смерти мужа. Навряд ли она обратит внимание на калеку. На следующий день после праздничных поздравлений Петр Петрович на своей лошадке Звездочке подвез Афанасия обратно домой. Старушка все ждала, сидя у окошка, увидев, что подъехала повозка, выбежала на улицу. Забрав у сына подарки, попросила Петра Петровича помочь сыну слезть с повозки и подала костыли. Поблагодарив Петровича, они неспешно пошли в дом. Праздник удался, солнце светит, аж пар от земли поднимается. Соседская собачка шустро подбежала к ним: «Смотри, мама, смотри, колбасу за версту чует, я бы его на войну взял, помощником сапера, нюх хороший!!! Может быть, она меня спасла бы от беды». Они весело вошли в дом. Афанасий присел на диван, отстегнул протезы: «Мам, я полежу чуток». Через три дома сосед Мирон, уже с утра отметивший, добавивший у сельского совета, с ветеранами, спал на кровати. Жена его хлопотала по хозяйству. К пяти часам приехала Марья с дочкой Еленой. Женщины посмеялись между собой, что фронтовик уже отвоевался, стали собирать на стол, чтоб потом его разбудить. Ровно в семь вечера за столом уже сидел Мирон, пришедший в себя. Его жена Надежда, Марья с дочкой Еленой и Афанасий с мамой. Мирон встал, налил Афанасию водки, себя не забыл. Надежда разлила настойку себе и Марье, старушке с Еленой налила компот. Мирон произнес: «За победу» и все выпили, за победу, за Мирона, за Афанасия, за то, что они вернулись. Надежда принесла горячую картошку, прямо из печки, принесла с кухни топленое масло, положив в картошку целых три ложки, и в комнате воцарился такой аромат, что все дружно принялись за картошку. Мирон спросил: «Афанасий, ну куда ты исчез, мы там у Сельского Совета с мужиками отметили, все тебя спрашивали. А Федор сказал, что ты к приезду Марьи наряжаться побежал». Наступило неловкое молчание. На что Афанасий сказал: «А хоть бы так, что тут плохого». Весело продолжался праздник. И все это время Афанасий украдкой смотрел на Марью и глазами говорил: «Все решено, сегодня или никогда». Старушка положила на тарелку селедочку с луком, холодца, картошки, капусты, огурчик соленый. На что Афанасий сказал: «Мама, это и за год не съешь». «Ешь, сынок, ешь, кто еще, как не я, о тебе позаботится». Мирон вставил: «Правильно, ни одна баба лучше мамы не накормит!» На что его жена возмутилась: «Смотрите, какой герой. Только что на кровати беззвучно валялся, а теперь голос прорезался!» Из окна Мирона дружный смех расползался по вечерней деревне. Мирон не забывал свои обязанности, Афанасий пил через раз, чтобы друга не обидеть. Елена ногой толкнула маму, тихо шепнула: «Дядя Афанасий что-то глаз с тебя не сводит». На что Марья ответила улыбкой: «Иди, дочка, погуляй, тебя уже подружки заждались». Марья чувствовала взгляд Афанасия, но смотреть прямо ему в глаза не решалась, чувствовала себя виноватой, хотя знала, что он ее всегда любил. Афанасий отметил про себя, она такая же, как и была, длинные русые волосы, те же глаза, огромные голубые, только немного грустные, повзрослевшие что ли. Но по-прежнему красивая, улыбка та же умопомрачительная. Ему сию же минуту захотелось, как мечтал до войны, обнять ее, поцеловать, и думал, хватит ли смелости на этот раз. Смерти на фронте не боялся, а тут пару слов и то не можешь сказать. Мирон после четвертой рюмки уснул прямо за столом, обняв графин с компотом, который вместо водки поставила жена. Елена ушла прогуляться на улицу. Надежда с Марьей с улыбкой на устах увели Мирона в другую комнату, чтобы уложить спать. Мама Афанасия приглашала на завтра зайти Марью с дочкой в гости, обещая приготовить блины с клубничным вареньем. Сказав, что через часик вернется, старушка потихоньку ушла. Надежда заварила чай, разлив по чашкам, но Афанасий отказался от чая, взяв свою рюмку с водкой. Потом он сказал: «Я вставать не буду, чтоб поменьше хлопот принести». В нерешительности, задумавшись, сказал. «Да, пока не забыл, Надюха, там у печки в сумке сапоги почти новые хромовые, ты их Мирону отдай, пусть носит на здоровье, ему как влитые будут. Мама все берегла, сама понимаешь, а теперь свыклась. А ты, Марья, давай-ка выходи за меня замуж, что век-то поодиночке вековать», и быстро опрокинул рюмку. Ладонью занюхал, теперь, думает, будь что будет, все равно один раз умирать, не с собой же унести эту любовь. Надежда быстро побежала за сапогами, как будто это и был повод уйти, чтобы не чувствовать неловкость. Она не знала, чем все это может закончиться. Марья неловким движением уронила на пол чашку с чаем , которая разбилась вдребезги, и побежала на кухню за тряпкой. Афанасий остался в полном одиночестве со своими мыслями. Воцарилась тишина, только слышно из распахнутого окна, как где-то играла гармонь и тонкий девичий смех. Неслышным шагом подошла Марья, обняла со спины Афанасия и оба расплакались. Надежда суетливо собрала осколки, приговаривая «на счастье». Марья присела рядом, Афанасий медленно положил правую руку на плечи этой очаровательной женщине, она склонила голову на его плечи и тихо продолжала плакать. У Афанасия из глаз капала скупая мужская слеза. Надежда смотрела на них и думала: «Что это, слезы счастья или слезы жалости». Глядя на эту разрывающую сердце картину, Надежда невольно расплакалась сама. Старый солдат Афанасий только сейчас понял, что не такой он уж и старый в свои сорок два года. От ее близости он почувствовал такую внутреннюю силу, что, были бы у него ноги, он Марью до самого Кенигсберга на руках бы донес. На следующий день старушка с Надеждой провожали Афанасия с Марьей и ее дочку. Старушка суетливо совала Марье обещанные блины и варенье, «Береги его, доченька!». Вскоре Елену выдали замуж, она уехала жить к мужу в Ярославль. Так что в двухкомнатной квартире Афанасий с Марьей живут душа в душу. Скоро мама Афанасия собирается приехать в Углич, письмо написала. В письме просит у сына внука или внучку. Марья, услышав от Афанасия содержание письма, только улыбнулась и сказала: «Если Бог даст, так тому и быть!»
Марк Бойков
Москва
Лохотрон
(невымышленная история)
«Мы люди бедные, не местные. Помогите, чем можете, чтобы уехать…» – сколько раз в злополучные 90-е годы на рынках, у магазинов, при вокзалах, в метро мамочки с малышками или потрепанные дяденьки вас слезно останавливали, чтобы выпросить денежку. Другой вариант: гулящие во дворах доброжелатели предлагают вам купить за полцены дефицитный товар с паспортом. И вы, поразмыслив о выгоде, повертев сопроводительные бумаги, берете товар с потрохами, а дома он оказывается не только «дефицитным», но и с дефектом. Или вам предлагают за бесценок «старинную монету», изготовленную с оттиска умелым ремесленником и вы гордитесь потом ею перед друзьями как реликвией.
Таким же лохотроном, адресуясь к доверчивости людей, занимаются не только промышляющая мелкота, но и промышленные компании, которые в условиях финансовых неурядиц подмешивают в производимый продукт всяческие заменители или добавки для улучшения вкуса и удешевления производства, с сохранением или увеличением цены для покупателей.
И откуда же взялся этот лохотрон? И как разглядеть его, если верящий отдает ему всю меру своей доверчивости?
…Помнится чудный фильм «Ночи Кабирии» /в главной роли Джульетта Мазина, с режиссурой ее мужа Федерико Феллини/, где доверчивость девушки, мечтающей о подлинной любви, ведет ее к обрыву с угрозой для жизни, где вся-то ее цена сводится к сумке с деньгами, на которой сконцентрировался ее ухажер.
Вероятно, самым первым с 400-летия назад изобретателем лохотрона следует считать автора бессмертного двухтомника о странствующем рыцаре Дон Кихоте Ламанчском и его оруженосце Санчо Пансе, подвигнувшихся к свершению добрых дел и подвигов. Именно Сервантес – один из первых, если не самый первый лохотронщик всех времен и народов, увязавший самообман с искренней жертвенностью. И когда же это возникло реально?
…Было время, когда мы не обладали ни крепкими когтями, ни острыми зубами. Мы подбирали все, что давала нам природа-мать, вплоть до падали. Падаль была даже более ценной находкой. Она давалась обильнее и даром. Прочее – по мелочи, с высиживанием, украдкой и порою схваткой. Потом придумали топор, привязав к палке увесистый камень. Орудие сделало нас охотниками. С той поры, с придумки каменного топора, мы и начали отсчет собственному становлению как homo-creative.
Homo-sapiens – это собиратель дани с природы. Он еще не человек. Он обирает природу, живя лишь тем, что она подсовывает ему просто так, даром. Без орудия он зачастую остается ни с чем и даже погибает. А вооружившись, становится человеком с умыслом и волей. Именно он и есть наш прародитель, Человек с большой буквы. Он изобретатель!
Изобретение и совершенствование орудий запустило производство продуктов потребления. Овладение огнем ускорило обмен веществ и в самом организме человека. Обработанная огнем пища усваивалась быстрее. Вследствие этого половая потребность перестает быть сезонным увлечением. Секс становится постоянным спутником жизни, что способствует взрывному возрастанию численности родов и умельцев среди них. Согревание у костров на корточках в ночных пещерах сжигало на нас шерстяной покров и делало притягательнее друг другу.
Роды далее складываются в племена. Ареал обитания собирает их в народности. Обживаемая территория дополняется устройством управления. Старейшины превращаются в вождей. Колдуны и шаманы – в жрецов и оракулов. Этот процесс наглядно показан в замечательном фильме «Земля Санникова», по мотивам научно-фантастического романа В.А. Обручева.
В наше время, через миллионы лет развития, они предстают уже правительственными чинами и авторитетными советниками. Манипулируя психикой людей, эти слуги народа задают авторитарность управления, накладывая на всё печать своей избранности.