Альманах Международной Академии наук и искусств «Словесность». Том 2
Шрифт:
– Не выкурили мы табака со сватами, как положено нашим обычаем, так мало ли какие бывают случаи? Жених моей дочери – сын моего верного давнего друга, спасшего мне жизнь много лет назад. Желание наше породниться было обоюдным.
– Слово свое держишь, дружбу уважаешь, тем и род почитаешь! – сказал один из стариков.
– Дружба да мужское братство – двойное богатство! – добавил староста.
– Пусть великая богиня Ильматар благословит твою красавицу дочь на счастливую жизнь!
До поздней ночи продолжалось застолье и звучали мудрые речи стариков. Только после третьих петухов разошлись гости по своим ригам.
Доволен был Паво, что заручился одобрением и получил напутствия перед важным событием в семье.
– Смотрите, смотрите, русская ладья идет! – кричали мальчишки, пробегая мимо риг по направлению к берегу.
– Плывет корабль с женихом! – взволнованно сказала Мария, поправляя свой женский красный пайкас и пряча под него выбившуюся прядь коротких волос.
Наряд свой она бережно готовила заранее. Праздник должен быть красивым, потому белый сарафан, нижний фартук из синей материи, да и верхний белый хоть и не были украшены бисером, янтарем, оловянными бляшками, камушками и ракушками каури, как у молодухи, все равно выглядели ярко и празднично.
Рейма была одета по вожскому обычаю в амы – глухой синий сарафан без рукавов, поверх него была надета короткая белая кофта – ихад – с рукавами, расшитыми бисером и красными нитями замысловатым вожским орнаментом. Подпоясана девятью тяжелыми поясами, украшенными оловянными бляшками, янтарем и бисером. Ноги по вожскому обычаю замотаны поверх шерстяных чулок разноцветным сукном так, что казались по-паучьи кривыми. Но в этом была вся красота вожанки! Одно было не по обычаю: под пайкасом, покрытом подаренной Марией тонкой белой тканью с яркой вышивкой и спускающимися на плечи лопастями остались ее прекрасные волосы, спрятанные от чужого глаза. Таково было единственное условие семьи жениха – не сбривать волосы невесте, как было принято у вожан.
– Тяжелые пояса, спину тянет! – поправляя на себе украшения, сказала Рейма.
– Это ничего, жених еще десятый подарит тебе! – ответила Мария. – По весу он – как ушат воды!
– И кто это все придумал? – возмущенно вставила Кадой, стоявшая рядом со старшей сестрой и поправлявшая бусинки и бляшки на каатырыд – набедреннике – сестры.
– Такой обычай у ваддялайзыд (води), малышка, – пояснила добрая и улыбчивая Мария. – Так два дня после свадьбы надо все носить, чтобы духи рода довольными стали.
– Обычай! А если тяжело? Что же теперь, согнуться от тяжести, но все равно не снимать, да? Так и радости от свадьбы не почувствуешь! Тут трет, там жмет! Ноги от повязок одеревенеют, плечи от тяжести повиснут. Нет, я так не хочу! Я радоваться от счастья на моей свадьбе хочу! Чтобы быть как лебедь белая – свободная и ничем не опутанная.
– Забавная ты, Кадой! Говоришь так, будто не малышка ты совсем, а мудрец! – пошутила Мария.
– А я вот тоже бы хотела столько тяжести на себе не долго терпеть, – сказала Рейма.
– Так и не терпи, выйдешь из-за стола, пойдете с женихом в баню ночевать, как положено у нас, а там и скажи ему, что после бани по русскому обычаю продолжится пусть свадьба. Послушается тебя счастливый жених, вот и первая твоя победа будет. А там уж смотри сама, когда что сказать, а когда смолчать, – посоветовала мудрая Мария.
– Правильно, из бани – да на ладью и в Новгород, только волны останутся за тобой и тоска в моем сердце от одиночества, – с грустью в голосе тихо промолвила Кадой.
Добротный построил дом купец Афанасий для своего единственного сына Ивана и его молодой жены. Резные наличники да крыльцо, как у княжича. Не жалеет Афанасий денег, хочет сыну и дом добротный, и корабль на свадьбу подарить, да и дело свое ему целиком передать. Старость пришла незаметно. Глаз не тот, в нутре все болит, есть-пить не дает. Княжеский лекарь все ему кровь пускает, а толку нет. Кроме болей еще и слабость пристала как банный лист! Осилить бы за невестой сходить да обратно вернуться. В последний-то раз тяжко было в море, укачало, чуть жив остался.
«Силен и красив Иван. Кудри пшеничные, глаза голубые, ясные, в плечах-сажень! Легок характером сын, как его мать. Дал бы Бог счастья да здоровьица крепче отцовского!»-думал Афанасий, лежа на полатях в своем богатом доме. Не шел сон к нему, хоть плачь. Настои и отвары ничем не помогали в последнее время. Одно спасало и поддерживало – молитва святая да пост.
Ладья Афанасия стояла у причала в полном снаряжении, готовая отчалить по первому его слову. С утра, сходив к заутрене и усердно помолившись, Афанасий и Иван, сопровождаемые верной командой, отправились в путь.
– Отец, ты бы лег отдохнуть, на тебе лица нет, – предложил Иван, глядя, как Афанасий с трудом держится на ногах, ухватившись за борт судна.
– Да, пойду, пожалуй, сынок, привыкай команды отдавать, теперь всё в твоих руках! – похлопав сына по крепкому плечу, сказал отец и неспешно спустился в трюм.
Путь до острова, где Ивана ждали счастье и любовь, был пройден за несколько дней при полном штиле. Причалив к берегу, новгородцы чинно и неспешно сошли с ладьи и направились к встречавшим их празднично разодетым и веселым вожанам.
– Здравствуй, народ добрый, вожский! – зычным голосом произнес дружка, выйдя на шаг вперед и поясно поклонившись по русскому обычаю.
Вожский староста, держа на вышитом рушнике ржаной каравай и соль, поклонился в ответ, сказав вежливо по-русски:
– Добро пожаловать на нашу землицу, добрые соседи!
Афанасий подошел, отщипнул кусочек от каравая, посолил его и неторопливо съел, покивав головой в знак признания вкуса вожского хлеба.
– Шли мы по морю широкому, по озеру глубокому, летела бела лебедь в небесах, обронила перо. Перо наш молодой купец, добрый молодец Иван имярек, поймал, за лебедушкой той нашу ладью послал. Вот пришли мы к вам с добром да с поклоном! А не к вам ли та лебедь белая залетела, а не у вас ли она проживает, свово суженого-ряженого ожидает?