Альманах «Мир приключений» 1955 год
Шрифт:
Стремянной оторвал глаза от лиловых строчек донесения к посмотрел на переводчика:
— Что же, в таком случае, вы нашли в них интересного?
— Характер, товарищ начальник. Ход мышления. Это, я бы сказал, типичный гитлеровец, из молодых. Но в двух словах это объяснить трудно. Вы лучше сами на досуге поглядите.
— На досуге?.. — Стремянной усмехнулся. — Ну ладно, оставьте. Авось будет у меня когда-нибудь досуг…
И, взяв у переводчика, он положил на пачку бумаг ещё несколько листков, перепечатанных на машинке.
Переводчик
Машины были выстроены на площади перед горсоветом.
Стремянной оставил на углу свой вездеход, принял доклад командира автобата и вместе с ним обошел вытянувшиеся двумя рядами машины. Этот получасовой осмотр доставил ему какой-то своеобразный отдых. Он любил машины давней, ещё в детстве зародившейся любовью, знал в них толк и втайне гордился своим умением быстро освоиться с любым управлением незнакомой марки. Ему было приятно по стуку двигателя сразу определить степень его изношенности, верно оценить его силу и поймать на себе одобрительный взгляд опытного водителя.
Не торопясь, по-хозяйски он осмотрел каждую машину в отдельности. Тут были три штабных автобуса, вроде того, который стоял против дома гестапо (Стремянной приказал прикомандировать их к санбату для перевозки раненых), несколько больших «круппов» с высокими бортами (они годились для боеприпасов и другого снаряжения) и больше десятка легковых машин. Оставив для нужд дивизии две из них, Стремянной распорядился перегнать остальные в штаб армии.
Окончив осмотр, он пошел обратно к своему вездеходу и вдруг увидел у подъезда горсовета того самого мальчугана, которому дал банку консервов на привокзальной площади. Мальчик топтался у дверей, пряча руки в рукава кацавейки и постукивая ногой об ногу. По всему видно было, что он собирался войти в дом, но робел.
— Ты что тут делаешь? — спросил Стремянной.
Мальчик посмотрел на него снизу вверх.
— Жду, — сказал он серьезно. — Тут дяденька один должен прийти.
— А зачем он тебе?
— А меня дедушка к нему послал.
— Зачем?
— Он говорит, что о картинах сказать хочет…
Стремянной с удивлением посмотрел на мальчика.
— Это твой дедушка так сказал? — переспросил он.
— Мой, — подтвердил мальчик.
— А кто такой твой дедушка?
— Мельник.
— А родители твои где? Отец? Мать?
Мальчик отвел глаза в сторону.
— Умерли, — тихо сказал он.
— Где же вы с дедушкой живете?
— Недалеко, — мальчик как-то неопределенно мотнул головой: — в сторожке у кладбища.
— Странно! — Стремянной невольно пожал плечами. — Мельник, а живет у кладбища. Что же твой дедушка делает?
— Вёдра чинит.
— Так какой же он мельник, если ведра
Мальчик недоверчиво, но в то же время радостно поглядел на Стремянного и пошел вслед за ним к вездеходу.
Через пять минут машина остановилась возле небольшого домика, стоявшего сразу за кладбищенскими воротами. Мальчик постучал в окно, и почти сейчас же на крыльцо вышел бодрый, румяный старик в нагольном полушубке. Он приветливо улыбнулся Стремянному:
— Здорово, начальник!
— Здорово! — сказал Стремянной, с любопытством оглядывая этого мельника, который чинит ведра в кладбищенской сторожке. — Вы знаете, где спрятаны картины?
— Думается, знаю.
— Интересно, — сказал Стремянной. — Где же они?
— Да тут, неподалеку.
— Вы хотите показать место?
— Отчего не показать? Показать покажу, — сказал старик.
— Вы что, дедушка, мельник? — спросил Стремянной, когда они двинулись по тропинке в глубину кладбища.
— Мельник, — ответил старик.
— Почему в кладбищенской сторожке живете? И кто вы вообще такой?
— Я сторожем здесь, — сказал старик, — а мельником был ещё до войны — в колхозе. И кузнецом был в свою пору, в молодые годы то-есть. А вот сейчас обратно собираюсь на село. У меня там детей, внуков, племяшей полная деревня.
Стремянной невольно улыбнулся.
— А как вы здесь-то оказались, дедушка, на кладбище? — спросил он. — Как вы сторожем тут стали?
— Сторожем? — переспросил старик. — Обыкновенно. Приехал я брата навестить — пятый брат у меня, царствие ему небесное, тут двадцать с лишком лет сторожем состоял. Ну, значит, приехал я, а он возьми да и помри. Только я его похоронил — тут немцы! Из управы. приказ: никуда мне не отлучаться — работы много будет. — Последние слова старик произнес угрюмо, без улыбки в глазах.
— Тяжело было, дедушка? — спросил Стремянной.
— Ох тяжело, ох тяжело, начальник! Мне восемьдесят лет, а на сердце у меня сто шестьдесят будет.
Они шли мимо занесенных снегом могил. Шли долго. Очевидно, старый сторож хорошо знал все тропинки, все приметы, потому что ни разу нигде не останавливался и не оглядывался. Наконец они подошли к тяжелому, разукрашенному завитушками склепу, в который вела толстая, покрытая ржавчиной дверь.
— Пришли, — сказал старик и стукнул о дверь палкой.
Стремянной вошел внутрь, спустился по узким ступенькам вниз и оказался как бы в каменном мешке. Слабый свет пробивался только из полуоткрытой двери. Склеп был завален всяким мусором — обломками гранита от памятников, кусками старой железной ограды, венками, облезлыми, поломанными, с жестяными скрученными листьями и стеблями, торчащими во все стороны, точно колючки на проволочных заграждениях.
— Да ведь там, дедушка, ничего, кроме хлама, нет! — сердито сказал Стремянной, вылезая из склепа.