Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск им. Велимира Хлебникова. Выпуск второй
Шрифт:
Часть 7. Ещё одна ошибка и…
Старейшины и четвёрка вождей племени, опустив головы, молча прошли мимо меня к трапу и спустились на поверхность родной планеты, выжженной диким, необузданным пришельцем. Они опустились на колени и долго смотрели на догорающее кроваво-фиолетовое месиво их родных и близких. Как стожары на скошенном поле смерти, повсюду торчали обугленные скелеты ящеров. Немногие оставшиеся в живых члены племени сбились в крохотные группки. Припав на колени, они мерно раскачивались и выли тоскливую песню смерти.
Последний из вождей, проходя мимо меня, задержался и, не поднимая головы, подал глиняную чашу, на дне которой посверкивало несколько фиолетовых капель.
– Ри-э-эм, – произнёс вождь, передавая мне чашу.
– Что «риэм»? – переспросил я.
Он поднял на меня заплаканные глаза. «Ри-э-эм!» – при этом слове вождь взмахнул руками, изображая птицу.
– Рэм?! – воскликнул я.
Вождь утвердительно закивал головой, схватил мою руку и как бы рассёк её своей ладонью. «Ри-э-эм!» – повторил он, затем вновь уронил голову на грудь и поспешил вслед за спустившимися по трапу братьями.
Я понял его совершенно. Мне предстояло рассечь руку и перемешать свою кровь с каплями крови бедного Рэма, чудом попавшими в эту чашу, и…
Я переводил взгляд то на катышки крови в чаше, то на страшную панораму смерти вокруг. Энергетический ком нервного припадка дробился внутри меня на фрагменты. Меня тошнило и трясло. Боясь потерять бесценные фиолетовые крохи надежды, я шатаясь вошёл в капсулу и, как мог, бережно опустил чашу в безопасное место.
Теперь предстояло осознать случившееся и сделать правильный шаг. Я понимал, что ещё одна моя личная ошибка может навсегда погубить главное – идею планеты Урия.
В геном человека Бог заложил массу замечательных качеств. Но среди них есть одно, на мой взгляд, наиболее замечательное. Когда мы попадаем, казалось бы, в безвыходную ситуацию, наш мозг начинает работать на опережение и выбирает лучший вариант действия, не гадая о том, как правильнее поступить. Имея скрытую способность к предвидению, он разматывает клубок непреодолимых обстоятельств с конца, оглядывая предстоящие действия из будущего как уже совершённые.
Это позволяет ему принять единственно правильное решение.
Оттого наши действия обретают непонятную нам самим уверенность и спокойствие. Но эта удивительная способность нашего генома реализуется при одном непременном условии: если тончайшую работу ума не парализует дикий страх перед обстоятельствами.
Я отложил в сторону модулятор и ракетницу, снял скафандр, который не снимал с момента «приземления» на Урию, и переоделся в простой спортивный костюм, предназначенный для отдыха и расслабления. Накинув на плечи любимую кожанку, подарок отца и всепогодный талисман в моих передвижениях по Вселенной, я вышел на площадку трапа, прикрыл за собой шлюзовой люк и, стараясь не глядеть на пепелище, быстрым шагом направился в деревню.
Часть 8. Покаяние
На подступах к деревне меня поразила зловещая тишина и отсутствие жизни. Одиноко горели костры, но ни старух, ни ребятишек рядом не было. Я направился к центру деревни, где возвышалось памятное «лобное место». За моей спиной происходили мимолётные передвижения-перебежки. Но стоило повернуть голову, всё тут же замирало и зловещая тишина, как разинутая пасть огромного зверя, дышала мне в лицо горячим нетерпеливым дыханием.
Я подошёл к возвышению и по выступам корневищ вскарабкался наверх. На переплетении лиан лежала брошенная шаманом деревянная пластина-бубен. Я поднял её и, сложив ноги по-шамански – крест-накрест, в положение, напоминающее начальную позу йоги, – ударил ладонью в бубен.
Припомнив ритмику и нарастающую силу шаманских ударов, я старался воспроизвести всё в точности. Минут через пять первые, наиболее смелые обитатели деревни вынырнули из своих укрытий и приблизились ко мне на безопасное расстояние. За ними следом вышли вожди и старейшины. Их действия ободрили прочих дикарей, и те стали покидать свои укрытия. Короткими пружинистыми перебежками они приближались к возвышению. Потоки детей потекли между ними.
Когда племя, вернее то, что от него осталось, собралось вокруг «лобного места», я отложил бубен и припал головой к корням. Глядя на моё покаянное положение, сначала вожди, за ними старейшины, а вслед и все уцелевшие члены племени попадали на камни и шкурами прикрыли головы.
Минут десять мы стояли на коленях друг перед другом. Затем я встал и воздел руки к небу. Племя в точности повторило моё движение. Я опустил руки и спрыгнул с возвышения. Ко мне подошли вожди, старейшины и остальные члены племени. Один из вождей протиснулся сквозь толпу и побежал к ближайшей хижине. Через минуту он вышел из неё с каким-то ожерельем в руке. Ещё раз ловко пробравшись через плотное кольцо дикарей, он подступил ко мне.
Я разглядел, что ожерелье представляло собой нанизанные на крупный волос животного острые клыки какого-то хищника, возможно чёрной птицы-ящера. Вождь поднял ожерелье вверх и под одобрительный гул толпы торжественно опустил его мне на плечи. Нетрудно было догадаться, что это сакральное действие посвящало меня в высшее руководство племени. Толпа ещё раз опустилась на колени и замерла. Я развёл руки в стороны и совершил круг на месте. Толпа мгновенно прочитала мои мысли, стала подниматься с колен и расходиться.
…Примерно через час смертельно усталый я вполз по трапу в рабочий отсек капсулы. Подержав на ладони чарку с фиолетовой памяткой о дивном человечке Рэме, я бережно поставил её на место. «Завтра, всё завтра, а сейчас – спать!» Во исполнение собственного распоряжения, не раздеваясь, я повалился на ближайшую горизонталь и мгновенно уснул.
Часть 9. Рэм умер – да здравствует Рэм!
Наступило утро. Урийское солнце цвета спелого лимона протиснулось в небольшой иллюминатор капсулы и зависло на хромированной поверхности приборной доски. Как только я проснулся, солнце вздрогнуло и выкатилось восвояси. Щурясь ему вслед, я взглянул в иллюминатор. Четвёрка вождей и несколько молодых дикарей с широкими деревянными подносами стояли под ступенями трапа и терпеливо ждали моё пробуждение. Я открыл люк и вышел на площадку. Аромат раннего утра коснулся меня тонким фиолетовым холодком. При моём появлении вожди склонили головы, а молодые дикари припали на колени. На подносах были разложены всевозможные местные яства. «Однако!» Я спустился по трапу и присел на предпоследнюю ступеньку. Дикари поднесли еду. Выбрав что-то, похожее на жареное мясо, я попробовал – оказалось вкусно. Особенно мне понравилась столовая «зелень» фиолетового цвета, типа нашего базилика, но с привкусом рукколы.
Перекусив, я подозвал одного из вождей, указал на нетронутые нагромождения еды и жестом обозначил ребёнка. Вождь кивнул головой и распорядился. Еду с подносов переложили в корзины, и молодые дикари, навьюченные поклажей, отправились в деревню. Вожди раскланялись со мной и зашагали за ними вслед.
Я вернулся в капсулу и взял нож. Предстояло рассечь руку от локтя вниз к ладони и стекающую кровь смешать с кровяными катышками Рэма. Всего раз мне пришлось заниматься членовредительством. И хотя с того памятного события прошло не более двух недель, рана на руке полностью затянулась. Иногда мне казалось, что никакого чуда не было и Рэм мне попросту приснился. Терзаясь сомнениями, я медлил приступить к задуманному. Припомнились слова отца: «Если не можешь что-то преодолеть, посчитай дело сделанным и в своих действиях вернись назад, вспоминая об этом деле как об уже совершённом». Я вообразил нового Рэма, точно такого же, каким был мой прежний замечательный брат. Ещё я подумал: что будет, если я этого не сделаю? В моих руках жизнь и бытие человека, а я трушу, как элементарная дарвиновская тварь!