Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск. Премия имени Н. А. Некрасова, 200 лет со дня рождения. 2 часть
Шрифт:
Любой мальчуган в детстве ищет себе кумира, и это естественно. Нам очень хочется быть на кого-то похожими, копировать ту или иную манеру поведения, речь, повадки, а также поступки. Кто-то берёт как прообраз героев романов, а в последние годы, ввиду угасания всеобщей любви к литературе, – тех или иных персонажей кинолент. Иные же обращают свои взоры на ближайшее окружение: отца, деда, возможно, старшего брата или какого-то иного близкого родственника. Но кумир нужен, и желательно, чтобы его можно было «изучать» и лицезреть не урывками, а постоянно и ежедневно.
Не мудрствуя лукаво следует признать, что наиболее правильным вариантом кумира, со всех точек зрения, нужно признать образ отца. Он всегда или в большинстве случае рядом, именно его мы избираем объектом подражания и гордости и именно на него хотим в будущем быть не просто похожими, а, скопировав его лучшие черты, сделаться достойными ношения фамилии, роли продолжателя рода. И, что даже важнее, удостоиться его похвалы, столь значимой для любого мальчишки, даже если ему самому далеко не один десяток и волосы на висках приобретают пепельную окраску. Похвала нужна всегда, даже спустя многие годы.
Обычно из детства нам помнится далеко не самое яркое или красочное событие, а то, что оставило серьёзный след и достучалось до самой потаённой дверцы детской кристально чистой души. Да, праздники, дни рождения всегда в памяти или на слуху, но со временем они становятся какой-то однородной массой событий, неразличимой сквозь годы. Каждый наберёт десятки таких схожих серий воспоминаний, приятных нам, но не имеющих нужной «индивидуальности», значит, и не особенно нужных по жизни.
Куда важнее те крохотные эпизоды из жизни, что были частностью, обыденностью дня, а в течение жизни приобрели значительный вес. Возможно, в момент их совершения мы и не отдавали себе отчёта, что это будет настолько сильно и памятно, а может быть, даже и отчасти судьбоносно, но так получилось, что эффект и последствия от определённых действий превзошёл все наши возможные ожидания и прогнозы.
В моей жизни также имеется множество подобных событий, о которых я раньше не распространялся, но понимаю, что именно в этих нюансах и демонстрируется важная часть становления личности, межличностных взаимодействий, а также отношений «отец – сын». Зачастую именно в подобных сценах сокрыт тайный смысл, невидимый непросвещённому взгляду, но остро ощущаемый самой личностью.
Честно говоря, детали помнятся не столь хорошо и узнаваемо, так как с годами наша память отсекает ненужные нюансы, оставляя лишь важные логические цепочки и звенья событий. Чётко не скажу даже время года и свой возраст. Действительно, их сложно воспроизвести, так как многие события наслоились друг на друга, и то, что было раньше или позже, воспринимается практически как параллельно идущие события. Сезонность на память указать также весьма затруднительно, так как в те годы в Москве доминирующим был серо-грязный цвет, державшийся большую часть года.
Москва начала 1990-х годов – это не просто отдельная страница любого повествования, а отдельная глава жизни людей, переживших это непростое, но по-своему весьма незаурядное время.
Улицы были покрыты грязью, которая уже не лежала, а гордо восседала на островках уцелевшего асфальта. Тротуары загромождались лотками и прилавками с товарами, а практически все улицы города напоминали не самый уютный рынок, где вечно царили толкотня, суета и витавшая в воздухе поспешность.
Любой, кто находился здесь и сейчас, стремился как можно быстрее покинуть это место. Это не оксюморон, а реальность бытия. Сегодняшним обитателям мегаполисов этого не понять – они праздно гуляют, любуясь фасадами зданий, пьют кофе в многочисленных кофейнях с вынесенными на тротуары столиками и креслами, дабы любоваться видами на скверы, парки или витрины дорогих магазинов. Раньше было всё то же самое, ну, наверное, кроме распития кофе на улицах, что не было ни модно, ни доступно в то переходное для страны время. Однако лоска улиц и праздного настроения у основной массы обитателей городов того времени не было и в помине. Всё было в серых тонах, тоскливо, мрачно.
Это не означало, что жизни не было или она остановилась. Нет, отнюдь. Жизнь продолжалась, только вот искра её тускнела, будто подчёркивала общую затырканность и неустроенность постперестроечной России.
Пускай меня правильно поймут и не воспримут в штыки: я вырос в то время, и для меня моё детство – самое счастливое и светлое; но, взирая на облик мира тех лет, понимаешь, что это было далеко не лучшее время для страны, народа и радости жизни. Но мы-то жили и радовались – иначе зачем вообще тогда жить?!
Так вот, тусклые московские улицы сливались со скудностью построек, серостью людских потоков, стремившихся вдоль улиц, а также нудным течением безликих, «инкубаторских» автомобилей, постепенно наводнивших собою дворы и магистрали столицы. Ещё каких-то десять лет назад улицы были практически свободны, а теперь взад-вперёд по ним летали машины отечественного и, что было крайней редкостью того времени, зарубежного производства. Это сейчас, увидев иномарку, мы об этом не задумываемся, а тогда подобное вызывало бурную реакцию детворы и подростков, сравнимую с лицезрением прохода боевой техники на красочном параде 9 Мая.
И всё же, завершая данные наброски облика столицы времён постперестройки, нельзя на упомянуть, что та Москва, что предстала перед нами серым пластом и какой-то унылой действительностью, на самом деле была «чище» и доброжелательнее столицы сегодняшней, во всяком случае, по моему личному убеждению. В ней не было столько напускного, столько фальши и нарочитой показухи. Всё было предельно открыто, пускай и далеко от красочных картинок туристических буклетов. Зато этот город был по праву моим, как и многих миллионов обитателей. Сейчас же, выходя на улицы, чаще ощущаешь себя гостем в родном городе, чем его обитателем, или просто микрочастью этого дышащего организма под названием мегаполис.
Время стремилось к обеденному, это я точно помню не потому, что приём пищи – весьма важный отрезок в сутках, а потому что дорога лежала с Патриарших прудов в сторону дома. Мы шли по улице Красина (бывший Староживодёрный переулок – «Старая Живодёрка»), которая в то время имела двустороннее движение и была довольно оживлённой для выходного дня. Почему именно выходной день? Да потому что в другие дни отец работал допоздна, и наш с ним вояж был бы как минимум невозможен по причине его занятости. То ли мы гуляли на Патриарших, то ли шли из «супермаркета», который находился в то время на Садовом кольце и обладал изобилием продуктов и товаров, недоступных в обычных овощных лавках или гастрономах. Скорее всего, мы шли из магазина, иначе как объяснить, что мы были вдвоём, без мамы? Да, и ещё в памяти руки отца были заняты какой-то ношей – так что версия с магазином наверняка наиболее правильная и точная.
Внешне мы никак не выделялись из общего потока толпы: те же серые одеяния, на отце советская кепка, серое пальто, шарф, прикрывающий горло и добавляющий лоска заурядному советскому стилю. Я шёл рядом, мальчуган лет восьми, с пылающими глазами. На тот момент всё, что попадалось мне на глаза, вызывало восторг, интерес и увлечённость: если это были машины, то мне хотелось знать, что и как, зачем и почему. По сути, я не умолкал ни на минуту, чем, наверное, и раздражал окружающих, но разве кто-то сорвётся на ребёнка?!