Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск. Премия имени Н.С. Лескова. 190 лет со дня рождения. Часть 2
Шрифт:
Лиана чувствовала, что её сердце поднимается всё выше и выше. Вот оно уже стучит в горле. А перед нею огромное багровое заходящее солнце, бьющее лучами прямо в глаза. Пронзила невыносимо печальная мысль: «Я вижу солнце в последний раз. Меня больше не будет…» «Нет! Нет! Нет! – закричало всё её существо. – Хочу видеть солнце! Хочу жить!» И этот крик детской души дошёл до палача.
– Nein! – крикнул пожилой немец и, бросив свой автомат, выбил оружие из рук напарника.
С руганью сцепились они в драке. Осилил старший. Расстрел отменён, но в памяти Лианы останется этот багровый закат. Перенесённый страх вызовет желание спрятаться, убежать от своего военного детства, сделает её замкнутой, немногословной, бесконфликтной.
Арестованных погнали в концлагерь.
Эдуард Дипнер
Родился в Москве. Окончил Уральский политехнический институт (заочно). Инженер-механик.
Работал начиная с 16 лет рабочим-разметчиком, затем конструктором, главным механиком завода. С 1963 г. – главным инженером заводов металлоконструкций в Темиртау Карагандинской области, в Джамбуле (ныне Тараз), Молодечно Минской области, Первоуральске Свердловской области, Кирове, а также главным инженером концерна «Легконструкция» в Москве.
С 1992 по 2012 г. работал в коммерческих структурах техническим руководителем строительных проектов, в том числе таких, как «Башня 2000» и «Башня Федерация» в Москве, стадион в Казани и др.
Пишет в прозе о пережитом и прочувствованном им самим.
Датский сыр
Для советского инженера попасть в Копенгаген так же неосуществимо и невероятно, как в Гонолулу или, может быть, в какой-нибудь Тимбукту. Во-первых, Копенгаген неизвестно где, то ли в Африке, то ли в Австралии, а во-вторых, Копенгаген, это все знают, просто прикол: «Я в этом деле не Копенгаген!». Поэтому, когда Нинка Дротова спросила Люсю: «Где ваш муж, почему не на работе?», а та ответила: «Он в Копенгагене», Нинка нервно рассмеялась и сказала, что шутка эта неудачная и жена должна знать, где муж, а он второй день не выходит на работу. И когда Люся сказала, что это не шутка, он в самом деле в командировке от министерства, Нинка открыла рот и долго не могла сообразить, то ли над ней издеваются эти умники, то ли этот самый Копенгаген действительно существует. Нинка – крикливая и распутная баба из отдела кадров, кадровичка, присланная из органов, чтобы заместить уходящего на пенсию Сергея Михайловича Акопова. Главное, что поручает ей начальник, кроме того, чтобы за всеми присматривать, – это организация советов директоров предприятий, входящих в Объединение. Эти советы собираются два раза в год, попеременно на двенадцати заводах, входящих в состав Объединения. Я не в курсе, о чём они там совещаются, но их организация и проведение – это Нинкин конёк; злые языки говорят, что она и обслуживает директоров на этих советах.
Полтора месяца назад мне позвонила Вера, секретарша начальника:
– Звонили из министерства, вам нужно подойти в техническое управление, к Вараксину.
– Вера, а в чём вопрос? К чему готовиться?
– Не знаю, не сказали. Сказали, что вопрос на месте.
Ничего хорошего от вызова к высокому начальству не бывает. Тем более вопрос на месте. Идёшь, перебираешь в голове все возможные варианты и всё равно не угадаешь, обязательно какая-нибудь неожиданная подлянка застанет тебя врасплох. И не сообразишь сразу, что сказать, а от тебя требуют решения немедленно.
Позвонил начальнику:
– Валерий Иванович, вы в курсе, что меня Вараксин вызывает? В чём дело?
– Не знаю, мне не звонили. Идите. Там, на месте, сообразите.
Здание министерства – четырёхэтажная гранитная глыба сталинской постройки на Большой Садовой, неподалёку – заставляет чувствовать себя пигмеем. Поднимаешься по ступенькам на пьедестал подъезда и оказываешься перед огромными, в два роста, дубовыми двухстворчатыми воротами – назвать их дверьми не поворачивается язык. Если открыть обе створки, проедет колесница, запряжённая четвёркой. Но левая створка всегда заперта, и колесницы, чёрные «Волги» и чёрные ЗИЛы, останавливаются у подъезда, выпуская из чрева своих высокопоставленных ездоков. А ты пришёл пешком и, поборов робость, хватаешься за геркулесову ручку с начищенной бронзой, облицованную дубом, в два ладонных обхвата. Многопудовая створка открывается медленно, но беззвучно и солидно, и ты проникаешь внутрь. Дверь не хлопает тебя по заду, и её, обернувшись и натужившись, ухватившись за такую же ручку, нужно закрыть. Справившись с упражнением «дверь», посетитель оказывается в огромном фойе, перегороженном барьером. Здесь дежурит строгий пограничник с зелёными петлицами. Пропуск изучается долго, подробно и с прилежанием, посетитель начинает подозревать себя в чём-то незаконном, нервно, как Штирлиц на границе, теребит манжет рубашки… Наконец пограничный шлагбаум поднимается, и перед окончательно оробевшим вторженцем открывается ЛЕСТНИЦА. Четырёхметровой ширины (какой поток людей она может пропустить!), с коваными решётками и дубовыми перилами, устланная алым ковром, она вздымается маршами на шестиметровую высоту второго этажа. По коридорам министерства можно пускать поезда метро, позволяют длина и сечение, но вместо поездов здесь снуют люди, беззвучно и солидно открываются и закрываются высоченные дубовые двери, а посетитель бредёт по этому тоннелю с идиотским запрокинутым лицом и полуоткрытым ртом, отыскивая табличку с номером триста семьдесят шесть на баскетбольной высоте.
В кабинете Вараксина, как и положено, с двухметровой высоты окнами, забранными белоснежными фестонами штор, и Т-образным громадным распятием стола посередине, сидели двое. Полуянова я знал давно, ещё по Казахстану, а второй, лысенький и неприметный, оказался Иваном Семёнычем Зубковым из отдела внешних связей.
– Эдуард Иосифович, мы решили направить вас на международную научно-техническую конференцию по металлоконструкциям, наше министерство – постоянный член Ассоциации, и нам предоставлена возможность выступить с докладом на конференции, она пройдёт в Дании в сентябре. Мы посоветовались и решили предложить вам подготовить доклад и прочитать его, на английском языке, конечно. Вы не будете возражать? Мы знаем, что вы владеете английским.
Я не возражал, и Женя Полуянов протянул мне брошюру с надписью IASS 11–14 September, Copenhagen. На третьей странице повестки дня, 13 сентября в 14:00, стоял доклад Минмонтажспецстроя, Россия.
– Значит, так! Поедут трое присутствующих. Переводчика вам, я думаю, не нужно, Иван Семёнович? Вы, Эдуард
Иосифович, подготовите доклад о развитии отрасли в нашей стране, мы вместе его прочитаем и отдадим в бюро переводов. Все организационные вопросы – за Иваном Семёновичем. Как там наши партнёры? Созванивались?
– Да, я звонил Курту. Они готовы с нами работать и будут встречать нас в аэропорту.
– Так введите Эдуарда Иосифовича в курс дела и приступайте к работе.
На научно-технических конференциях, как международных, так и национальных, не происходит никаких научно-технических открытий. За столом в президиуме сидят моложавые, бородатые и очкастые профессора, на трибуну поднимаются очередные докладчики, делают никому, кроме них самих, не интересные доклады, демонстрируют графики и таблицы. Сидящие в зале с серьёзными лицами передают друг другу записки: они, чтобы скоротать время, играют в морской бой или в балду или читают что-то своё. Доклад окончен, вежливые хлопки, из президиума задают какой-нибудь незначительный вопрос – так положено, ведь всё-таки конференция! Иногда случается, что какой-то чудак из зала начинает вдруг дискутировать с докладчиком. Это вызывает оживление, все бросают играть в балду и с любопытством наблюдают за дискуссией. Если перебранка затягивается, из президиума раздаётся что-то вроде «мы считаем, что вопрос исчерпан, господа могут продолжить дискуссию в перерыве», и чинное действо продолжается. Вы спросите, для чего же проводятся эти конференции? Так вот.
Во-первых, исполнительный орган Ассоциации должен отрабатывать получаемые на содержание средства, он организует, публикует и т. д.
Во-вторых, докладчики получают возможность публикации своей никому не нужной исследовательской работы, а это необходимо для защиты научного звания.
В-третьих, и это самое главное, у конференций есть культурная программа!
Тем не менее для меня это было: первой поездкой в настоящую заграницу (Польша и ГДР – не в счёт, тот же СССР, только не по-русски говорят), первым испытанием моего доморощенного английского.
Я еду защищать честь министерства и страны, чёрт возьми!
Наконец, Дания – это же страна Гамлета, принца датского, и великого сказочника Ханса Кристиана Андерсена! И страна сыров. Удивительных, многочисленных, неведомых – от одного упоминания рот наполняется слюной!
И потом, согласно семейной легенде, один из моих предков – отец бабушки по отцовской линии – был шведом (у вас не закружилась голова от этих генетических переплетений?). А от Дании до Швеции – рукой подать через пролив… то ли Каттегат, то ли Скагеррак, надо посмотреть на карте.