Алмарэн
Шрифт:
Шагая босыми ногами по земле, Алма достигла находки, и осторожно подняла ее на руки. Та не переставая кричала, и извивалась.
– Это был Кай, - тихо, не отводя взгляда от ребенка, проговорила она, - это Кай убил его родителей. Вкус этой крови, даже в другом теле, я не забуду никогда.
У Алмы был какое- то странное выражение лица.
Я уже думал, что надо бы спасать ребенка из этих рук, как вдруг она прижала его к себе, и он тут же успокоился и замолчал. А лицо Алмы стало таким блаженным, будто
12. Наша оборванная нить.
Хоронить Айдена пришлось одному. Резко начался дождь, и Алма поспешила в пещеру, чтобы ребенок не простыл. Меня немного настораживала ее увлеченность этим человеком. Но пока я старался не думать об этом. Надо было проводить в последний путь старого друга.
– Я и впрямь надеюсь, - серое тело опустилось на дно грязной ямы, - что мы еще встретимся с тобой. Передай привет моим родителям, если увидишь.
И засыпал могилу землей.
В пещере меня ждало нечто удивительное. Алма в форме человека сидела на моем месте у огня, укутанная в одеяла. Ее нежный взгляд был опущен вниз, на ребенка, который только-только замолчал, и, скорее всего, спал.
Я поставил у входа оружие, снял мокрую одежду и присоединился у огня к ней.
– Я думал, раз Кай объявился, ты пока не будешь принимать человеческий вид.
Мне даже сначала показалось, что она меня не услышала. Все мысли Алмы были заняты воркованием над спасенышем.
– Кусок его плоти валяется на той поляне. И пробито крыло. Он будет очень долго восстанавливаться.
Голос был куда спокойнее, чем должен быть. Даже лицо, и то, выражало безмятежность. Я что, тут один переживаю за наши жизни?
Невзначай мой взгляд упал на ребенка.
Мы ведь так и не осмотрели его.
– Алма, мне нужно проверить наличие ран. Давай его сюда.
Очень нехотя, она передала сверток мне, и я раскрыл его рядом с собой. Малышу это очень не понравилось, и он тут же закряхтел, а потом и заорал. Точнее, она.
– Это девочка, - улыбнулся я, - скорее всего ей около двух лет. Может чуть меньше. Да все-все, заворачиваю обратно, не плачь.
Как только кокон снова был образован, Алма снова отобрала ее у меня, и, как ни странно, ребенок успокоился.
– Она тоже любит чудовищ, как я, - Алма усмехнулась и вдруг, буквально впервые за последнее время, обратилась ко мне.
– Как думаешь ее назвать?
До меня не сразу дошел смысл ее слов.
– В смысле назвать? Алма, у нее уже есть имя. И наверняка есть семья!
Жена покачала головой и сильнее прижала к себе ребенка.
– Ее семью только что сожрал мой несостоявшийся возлюбленный. Она останется со мной. Та женщина, ее мать, наверняка хотела, чтобы ее защитили. Она умерла, спасая ее.
Ох, глупое чудовище!
– А бабушка? Дедушка? Тетя. Она должна быть с семьей, как ты не понимаешь! Так принято у людей.
Мне показалось, она меня сейчас за эти слова задушит.
– Она останется со мной!
– Нет, Алма! Если мое слово имеет хоть какой-то вес в этой пещере, то она вернется домой!
*****
Восемь лет спустя.
– Пап, а оленьи глаза съедобны? – девочка палкой тыкала в труп оленя, которого я собирался разделывать, и как раз точил ножи, пока она приставала ко мне.
– Я не знаю. Спроси у мамы.
Теперь палка тыкнула в бок мне.
– Ты же знаешь, что ее тут нет! Так съедобны или нет!?
Серые глаза уставились в меня. Еще так нахмурилась, как злая лисица. На лису, она, кстати, и впрямь была похожа. Такая же рыженькая, шустрая и неугомонная.
– Мари, - я бросил ножи, - я не знаю. Давай их сварим, ты их съешь, и мы поймем, съедобны они или нет.
Как всегда, на любой рискованный эксперимент, она соглашалась с удовольствием.
– А давай! Ух, как я хочу попробовать глаза!
Немного отступим от сегодняшнего солнечного дня, и расскажем вкратце эти восемь лет.
Я честно начал искать ее родню сразу, как мы повздорили с Алмой в пещере. Обошел весь город, спрашивая знакомых о том, не видел ли кто молодую пару с маленькой дочкой. Но мне никто ничего не отвечал. Только в порту, один приятель-моряк мне сообщил, что этот в город перебралась одна из семей, пару недель приплыли на корабле и остановились в гостинице. А уже там мне сказали, что они жили тут одни, и сегодня выселились. Где их вещи или родственники, я не выяснил. Но одно знал точно – нельзя оставлять ребенка расти в пещере! Ей нужны такие же люди, как и она, чтобы расти и общаться.
Было еще одно логичное решение – приют. Но зайдя туда, и увидев босых и голодных ребятишек, я это решение тут же отбросил. Еще не факт, что ее заберут, и возможно, она так и вырастет в бедности и голоде.
Тогда пришлось признать – сейчас ее бросать нельзя.
И когда вернулся в пещеру, радостная Алма мне заявила – ее будут звать Мари. От последних двух букв ее имени, одной моей, и последней для красоты, потому что «Марэ» звучало не так красиво.
Да и вообще моя возлюбленная преобразилась, как только у нас появилась Мари. Постоянно улыбалась, читала человеческие книги по уходы за детьми, искала сказки. Шила вместе со мной ей вещи, полюбила ходить в город за молоком и кашами.
– Я понимаю ту женщину, - как-то прошептала она мне на ухо, когда мы вдвоем лежали голые у огня, - я бы тоже умерла за своего ребенка.
Потихоньку, вслед за ней, и я начал привязываться к этой рыжеволосой девочке. Особенно когда она вставала и постоянно падала, я ловил ее. Или когда укладывал спать, во время облетов Алмы. Кай так больше и не появился ни разу. У мужчин любовь к детям, наверное, наступает не сразу. Но когда она вдруг сказала «папа», я забылся и сунул руку в огонь вместе с кастрюлей.