Алмаз
Шрифт:
— Все, что ты описала, похоже на то, что я испытываю к тебе — на любовь. Ты не хочешь, чтобы в твоей жизни стало еще больше любви?
Опять эта его патетика!
— Ты просто не понимаешь о чем говоришь! Ребенок ни игрушка, ни зверюшка. Его нельзя запереть в квартире, когда надоест, и уйти гулять или заниматься своими делами. Это на всю жизнь.
Пыталась объяснить насколько большая ответственность быть родителями, а Костя снова сводил все к своей незабвенной персоне.
— Хочешь сказать, что «на всю жизнь» — это не про нас?
— Господи, Костя, ты
— Что нового он скажет? — растирал ладонями лицо, словно надевая маску спокойствия.
— Что это ошибка, и я не беременна! — на надрыве выкрикнула, привлекая внимание мирно обедающих людей.
В кафе нельзя было больше оставаться — мы были слишком шумной парочкой, чтобы оставаться незамеченными.
До следующего дня, вплоть до того момента, как оказались в узи-кабинете, мы не касались темы беременности. За это время мы обменялись едва ли парой слов. Не знаю, злился ли Костя, обижался или был ли расстроен — он держал все в себе.
С утра я сдала кровь на гормоны, но результаты должны прийти только завтра. Не могла оставаться в неведенье еще один день, поэтому, когда врач предложил сделать ультразвук, я, не задумываясь, согласилась.
С опаской вглядывалась в экран, пока он водила аппаратом по моему животу. Совершенно не понимала, куда именно надо смотреть и что я должна там увидеть.
— А вот и ваш малыш, — радостно заявила женщина, указывая на крошечное пятно на мониторе.
Я поднялась на локтях, чтобы лучше улучшить себе обзор. Смотрела, но ничего не видела. Где ребенок? Врач заметил мою растерянность и указал пальцем на экране место, где находится этот самый «малыш». Крохотный, не больше горошины.
Больше некуда было бежать от реальности: я ждала ребенка. И не знала, что теперь с этим делать.
Зато сидящий рядом Костя давно все решил для себя. Блеск в его глазах, когда он следил за происходящим на мониторе, говорил сам за себя — он хотел этого ребенка.
Меня накрыло волной отчаянья.
Каждый раз, задумываясь о том, что, возможно, решу избавиться от ребенка, я неизменно ощущала себя жестоким хладнокровным убийцей. Однажды я отняла чужую жизнь, и это будет мучить меня и тяготить совесть всю оставшуюся жизнь. Но то были иные обстоятельства. Тогда стоял выбор между собственной жизнью и смертью, это был первобытный инстинкт — бороться за выживание. А что сейчас говорит во мне? Эгоизм? Я больше забочусь о собственном будущем, а не о крохе, что уже живет во мне. Выходит, я монстр, который погубит невинную жизнь и, несомненно, наши с Костей отношения. Он не простит меня.
Подскочила с кушетки и выскочила в коридор в поисках туалета — меня тошнило. От себя самой и своих мыслей.
Я эгоистичное чудовище.
19. Спасенные (первая часть)
Я неприкаянно сидела на ступеньках клиники, когда рядом присел Костя.
— В кафе? — непринужденно предложил. — Может в этот раз удастся поесть, — выразил надежду.
Он что, издевается? Какое кафе? Как вообще сейчас можно думать о еде?! Не знала, наорать на него или …
Я рассмеялась. Печально, через слезы. Костя подхватил — и вот мы уже оба хохочем.
Не представляю, что бы со мной сейчас было, если бы не он.
— Почему ты не злишься на меня, — повернулась к нему, смахивая с щек остатки слез, — и не призираешь, как должен?
Он громко вздохнул, как делают умудрённые взрослые, когда любопытные дети изводят их глупыми вопросами.
— Потому что сейчас нельзя воспринимать всерьез ни одно твое слово, — поправил волосы, что прилипли к моему влажному лицу. — Я знаю тебя, и знаю, что ты хочешь ребенка, и ты родишь его в любом случае — просто пока сама не осознаешь этого.
Мне хотелось ему верить, верить, что я именно такая, какой он меня видит. Но это не так, совсем не так.
— Рожу ребенку, только чтобы не потерять тебя? Оставлю ребенка не потому что, что я порядочный человек или хорошая мать, а потому что в противном случае нашим отношениям придет конец. Я отвратительна, — уткнулась лицом в колени.
— Ты потрясающая, — обнял за плечи, притягивая к себе, — и будешь чудесной матерью.
Я могу стать супер-мамой для нашего ребенка, но его отцом всегда будет Константин Соболев — фронтмен группы «Адамас»; медийная личность; сек-символ миллиона женщин; объект зависти, любви, и даже одержимости и наживой прессы и СМИ.
— Что мы можем дать нашему ребенку? Какая жизнь его ждет? Такая же как и у нас: репортёры, сплетни, таблоиды? Как мы сможем его защитить от этого мира? Будет ли он счастлив, живя словно в аквариуме под прицелом чужих взглядом?
— Будет, — твердо завил, — потому, что мы будем любить его больше всего на свете.
Тут я задумалась, что этот малыш частичка Кости. Как не любить его? Конечно, я буду любить нашего ребенка, но остатки сомнений не позволяли в полной мере радоваться предстоящему событию.
— В общем, — подытожил Костя, поднимаясь, — у нас будет ребенок! — Казалось, это было его окончательное, безоговорочное решение. Он не спрашивал, а поставил перед фактом.
Протянул мне руку, а я не решалась взяться за нее.
С того момента, как мы узнали о беременности, Костя заметно преобразился. Я сомневалась и металась, а он был спокоен и тверд в своем решении.
Перевела взгляд с руки к его лицу, на котором сияла добрая, светлая улыбка. Ну почему Костя такой хороший? Он где-то порочный, в чем-то необузданный, но такой настоящий и искренний.
Ухватилась за его пальцы, вставая рядом. Устала от этого разговора, от мыслей, что мучили меня. Хотелось просто тепла и ласки, и я прижалась к Косте, подпитываясь от него энергией. Как было бы здорово, если все в этой жизни было легко и просто.
— Ты слишком много думаешь, — Костя чувствовал мое настроение, чувствовал меня. — Гоняешь эту мысль туда-сюда и сходишь с ума. Расслабься, отключи голову. Как только сделаешь это, решение покажется таким очевидным, что ты будешь удивляться, как раньше не замечала его.