Алмаз
Шрифт:
Я обогнула фонтан, направляясь на главную аллею, как из динамиков на столбах грянула музыка. Заводная динамичная песня звучала со всех сторон,[2] и ко мне из темноты, пугая до чертиков, ринулась группа одинаково одетых девушек и начала танцевать. Пока я, обалдев, таращилась на них, те медленно сомкнулись вокруг меня в круг.
У каждой в руке было в руке по небольшому свертку, и в определенный момент девушки все в одном порыве подались вперед, и меня осыпало красным дождем. Я поймала невесомо планирующий лоскуток. Нежный лепесток источал аромат розы. Затем последовал взмах рук, и я оказалась под зависшим на мгновение в воздухе облаком
Когда дело было сделано, девчонки так же дружно размотали меня, резко дернув за край ткани. Конечно, кое-где она несильно резанула от натяжения, а в остальном меня просто закружило, и я чуть не упала, не успев вовремя сориентироваться, но меня кто-то подхватил, буквально забросив в новую гущу событий.
Теперь я оказалась среди заводных парней. Эти герои выделывали такие номера, что в определенный момент я испугалась за собственную жизнь. Акробаты, не иначе, работая парами, с разбегу запрыгивали на скамейки и совершали кульбиты в воздухе, пролетая прямо над моей головой, постоянно заставляя меня пригибаться от страха, что они заденут меня или, хуже того, упадут. Невероятное ощущение восторга и ужаса одновременно. Но парни были мастерами своего дела — во время представления не пострадало ни одно человеческое существо.
И вот, когда я благополучно избежала нескольких сердечных приступов, несколько пар рук крепко обхватили плечи, запястья, талию и щиколотки. У меня появилось плохое предчувствие.
В прямом смысле этого слова, я взлетела в воздух. Секунда невесомости — и я с визгом рухнула вниз. Все те же умельцы удержали меня от болезненного, если не смертельно опасного, падения на землю. Рывком подняли и, поставив на ноги, бросились врассыпную, а я оказалась стоять лицом к лицу с Костей.
— Ты! — гневно выкрикнула.
Я собиралась высказать все свое возмущение по поводу того, что по его милости мне пришлось пережить, но музыкант положил руку мне на спину, придвигая ближе к себе, и, взяв мою ладонь, закружил меня под сменившуюся мелодию.
Раньше я любила танцевать. Целыми днями пропадала в студии, часами репетируя или оттачивая не получавшиеся движения. Иногда позволяла себе шалости, создавая на ходу произвольные номера. Но то было раньше.
В один момент все изменилось. Странным образом куда-то ушла некая внутренняя легкость, которая позволяла полностью отдаваться действу. Движения стали казаться вымученными, а себя стала ощущать неповоротливой — я перестала получать удовольствие от того, что прежде делало меня счастливой. А когда поняла, что уже никогда не поймаю на себе его взгляд, полный гордости и любви, то навсегда оставила занятия хореографией. Он был моим главным зрителем.
— Все еще считаешь, что у меня проблемы с фантазией? — вопрос Кости вырвал меня из воспоминаний.
— Теперь считаю, что только с головой, — вспомнила, что рассержена на парня.
— Мне кажется, или ты всегда говоришь, что думаешь? — Костя уверенно вел меня в танце. — Такая радикальная честность.
— Забираю слова обратно, с фантазией у тебя все в порядке, — надо иметь богатое воображение, чтобы такое выдумать, — даже слишком. — Припомнила, как большинство отзываются о моей «радикальной честности». — Другие просто говорят, что я не умею держать язык за зубами.
— А зачем это делать? — поразил меня вопросом.
— Так принято, — растерялась. Не знала, шутит ли Костя или на самом деле считает, что для него законы не писаны. — Знаешь, там, правила этикета, нормы морали?
— Это же скучно, — еще больше открещивался от правил.
— Все правильное скучно, — печально вздохнула, невольно соглашаясь с парнем.
Костя взял меня за руку, отступая:
— Да ты не только красивая, но и умная.
Сделал медленное вращение и снова оказалась лицом к лицу с парнем.
— А ты не только позер, но еще и подхалим.
Костины руки вернулись на прежние места: одна мне на спину, другая сжимала мою ладонь.
— Ни одного положительного эпитета в мой адрес. — Объятия стали жестче, и между нашими телами не осталось ни миллиметра свободного пространства. — В твоих глазах я так плох?
— Настоящий монстр, — улыбнулась я, отвела левую ногу назад, потом, описав ею полукруг по земле, обвила бедро Кости и отклонилась назад.
— Танго? — склонился надо мной парень, коварно ухмыльнувшись.
— Всегда предпочитала его вальсу, — я продолжала танцевать, а Костя подстраивался. — У тебя неплохо получается, — похвалила его.
— Пришлось взять пару уроков, чтобы не ударить в грязь лицом, — сосредоточившись больше на движениях, чем на том, что говорит, выдал музыкант.
— Десять баллов за старания, — начала понемногу оттаивать, не выдерживая напора его упрямства и, чего таить, очарования, но тут осознала услышанное. — Откуда ты узнал? — спросила напрямую.
— О чем? — не почувствовал тот опасности.
— Что я двенадцать лет занималась хореографией, — оборвала танец, отстраняясь.
— У меня свои источники, — как и в прошлый раз с моим адресом, ушел он от ответа.
Одно дело добыть мой адрес, но совсем другое — копаться в моем прошлом.
— Костя, это мерзко! — заявила ему в лицо, вырываясь. — Что ты еще обо мне разузнал? О подробностях своей жизни люди сами рассказывают друг другу, а не наводят справки. Почему ты не можешь вести себя, как нормальный человек? Нет, всегда надо козырнуть и показать, на что ты способен! Вот поэтому я постоянно говорю тебе «нет», — я ткнула пальцем ему в грудь, — говорила и буду говорить! — вырвалась из рук парня и, громко цокая каблуками, зашагала прочь, желая скорей вернуться домой и вычеркнуть из своей жизни человека, которого я чуть было туда не впустила.
Некоторым вещам просто не суждено случиться.
[1] Серенада Трубодура, Слова: Ю. Энтин
[2] В отличие от Марго, автор прекрасно знает название и исполнителя песни: Ellie Goulding — President.
5. Подвиги и поцелуи (вторая часть)
Как же я была зла!
Игнорировала все Костины звонки, а приходящие сообщения удаляла, даже не читая. Да, у меня были секреты, и я хотела, чтобы они таковыми и оставались. Возможно, когда-нибудь я бы доверилась парню и поделилась своими переживаниями, но теперь этому точно не бывать. Ни видеть, ни слышать Костю не хотела, поэтому запретила Ане упоминать его имя и тем более включать его песни. Я ушла в глухую оборону. Единственный человек, с которым я делилась, была мама.