Алмазная цепь
Шрифт:
По пронесшемуся одобрительному гулу собравшихся, чувствовалось, что «начальник, дело говорит». Тем более, что к ним, имеющим большие миллионы наворо… Пардон, заработанных честным трудом средств, никто с пламенными призывами и требовательными воззваниями не обращался. Судя по всему, имелись в виду совсем другие люди.
– А с теми, кто доволен нынешней ситуацией в стране, необходимо провести воспитательную и «профилактическую работу», чтобы от удовольствия и следа не осталось… Чтобы они кровавым поносом срали, суки… — небрежным тоном развивал свою мысль Шолошонко, — С нашими возможностями и развитым карательным аппаратом,
Стырин с таким удовольствием затряс головой, что со стороны казалось, будто его кто-то с силой таскал за волосы
– Как говорили классики, чтобы не потерять целое, придется отдать часть.
Задиристо блеснул эрудицией и подвел итог, представитель региональных заговорщиков, тучный господин, для особо приближенных, просто — Петька. Именно он, Петр Петрович Петух, после ухода на повышение Шолошонко, занял место губернатора Птурской области.
В большой затемненной комнате, своим безвкусным убранством, живо напоминающим времена правительственных дач и полного гособеспечения для их владельцев, присутствовало человек шесть…
Еще раз пересчитали по головам….
Да, точно шесть.
Все они, вслушиваясь внутри себя в «петушиное» утверждение, приняли глубокий и задумчивый вид. Да и шутка-ли, найти пару сотен миллионов долларов, часть из которых, это уже, как издревле заведено украсть, а остальные пустить на важное дело.
Как мы обратили внимание, решение задачи легального поиска денег, было подсказано испытанным еще в эпоху Гражданской войны способом. Тогда, чтобы добиться своего от тех, кто по-дворянски брызгая слюной и задыхаясь от чувства собственного достоинства, гордо отказывался от сотрудничества с властью большевиков, поступали «новаторски».
Строптивца или сразу расстреливали, или посылали «на политическое оздоровление» в СЛОН (Соловецкий лагерь особого назначения), или, в крайнем случае, брали заложников из состава семьи упрямца. И, знаете ли, батеньки мои, помогало… Еще как помогало. Хотя, следует сказать прямо, заложников все равно расстреливали. То есть, как и сейчас, люди работали вдумчиво и царских патронов, для победы всемирной революции не жалели.
Многие, из желающих поучаствовать в «Мероприятии» беззаветно и страстно любили деньги, тем не менее, опыт прожитых лет и инстинкт самосохраненя, подсказывал, что за оказываемые услуги, брать большие суммы наличности было опасно. (Главное, где эти чемоданы потом хранить, не в банк же тащить, под объективы налоговиков и ФСБ.) Опять же, родня или прислуга, прознав-пронюхав о имеющихся сокровищах, под покровом ночи или другой какой оказии, незамедлительно удавят их обладателя, или, не побрезгуют, накормят крысиным ядом.
Все эти тончайшие проблемные нюансы требовали незамедлительного разрешения, а то разбредутся заговорщики по своим феодальным схронам и норам. Им там гораздо спокойнее. Воровать можно и по-маленькому, зато стабильно и наверняка. Тем более, не подвергая жизнь опасности. Если они разбегутся, с кем скажите, пожалуйста, брызгать слюной, с кем лезть на баррикады? С ЦРУ и Госдепартаментом США? Так они, как и всюду после подобных акций, главных активных
Исходя из всего перечисленного, следовало подыскать иной способ оплаты услуг, мелких консультаций и бескорыстного служения идеалам демократии, другой, но желательно опробованный и не на много отличающийся от традиционных.
Ответ, как это часто бывает, подсказала сама жизнь.
Шолошонкин взгляд, чуть задымленный выпитым алкоголем, сфокусировался на подарке птурских сослуживцев. Удобно сидящем на пальце, бриллиантовом перстне (стоящим огромные тыщи и поэтому конфискованном на поднадзорной таможне.)
Указательный палец с драгоценностью, вцепился в обычный граненный стакан, произведение скульптора Веры Мухиной. Она умела создавать и «Рабочего и колхозницу», и для них же, непритязательную, удобную стеклянную тару на двести пятьдесят граммов.
«Пару таких стаканов, с подобными камнями и проблема решена. — Подумал и прямо просветлел вице-премьер. — Такое, хоть в заднице, хоть в пепреднице носи, никто не догадается, а цена на твердый минерал только увеличивается. Одна унция бриллиантов, по стоимости равна ста восьмидесяти килограммам золота… Попробуй, побегай с таким соотношением».
Он объяснил свое озарение другим. Особо одарённым объяснил на пальцах. Все аплодировали, а некоторые аплодировали и старались цепко ухватить подробности, для более подробного доклада вышестоящему руководству и следственным органам.
Дело это темное, до конца непродуманное.
Получиться, не получиться, кто его знает? Поэтому лучше всего все подробно расписать, пихнуть в конверт и послать куда следует.
А лучше всего, самому занести и самолично отдать в прокурорские руки. Там же и покаяться. Пусть ребята занимаются готовящимся антиправительственным выступлением, отрабатывают оклады и государственные квартиры.
ГЛАВА 4
Обед проходил в клубе промышленников и банкиров. Для этого стол был накрыт в голубом зале «Ордена Демьяна Пустозванного».
Меню было достаточно традиционным для русского стола, хотя и не без роскоши. Но излишества можно было понять. Это был не просто обед, а официальное мероприятие. В таких случая больше говорят, чем едят. И все же, все же… Ради любопытства, глянем в карточку метрдотеля.
Устрицы, спинка краба, семга, икры жбан, запеченная форель с овощами. Непонятно, сегодня, вне графика — рыбный день? Впрочем… Хотя вряд ли, т. к. следующим пунктом программы значился большой яблочный бисквит со взбитыми сливками…
Вроде бы еще… А вот же… Нет, этого не было…
Потом коньяки-виски-водки, ликеры братьев бенедиктинцев и разнообразный выбор табачных изделий, включающий в себя сигары и трубочный табак. Все это на кумачовом фоне легкой, расслабляющей музыки скрипичного квартета.
Но, когда введутся трудные и неуступчивые финансовые переговоры, на все это, особого внимания не обращаешь.
После окончания делового обеда, не принесшего положительного результата, прибывшие переговорщики откланялись и солоно хлебавши, со всем необходимым политесом отправились восвояси. Их раскрасневшиеся лица и возбужденные голоса еще долго звучали в стенах чопорного заведения для деловой и богатой публики, именуемой злыми языками — элитой нашего общества.