Алмазная нелюбовь
Шрифт:
Пока ее нет, я быстро привожу в порядок и себя, и постель. Достаю для Марины второе одеяло – это все, что я могу сделать. Отправлять ее в гостевую папаша запретил, да я и сам не дебил, не стал бы. Ключ, конечно, на месте, но Марина должна быть со мной рядом – на случай, если что-нибудь в этом дерьмовом мире пойдет не по плану, и ночью случатся полицейская облава или нападение банды-конкурента. Днем нас с отцом тут нет – а значит, ломиться в дом вряд ли будут, а вот ночь – самое время для незапланированных вечеринок и незваных гостей. Марине я истинных причин не сообщаю –
На мгновение меня даже одолевает презрение к себе: может, не стоило так над ней издеваться, она хоть и богатенькая стерва, но вполне сносная девчонка, уверен, со временем мы подружимся и будем трахаться как кролики… и не только трахаться, надеюсь, но еще и разговаривать, если однажды она поймет, что я не тупая горилла, а такой же человек, просто выросший не на французской Ривьере, а в подмосковном бандюжнике. Но… это все-таки была вынужденная мера. Марина должна понять: она тут – не хозяйка. Если хочет чего-то – нужно попросить, а не потребовать. И уж тем более она не должна думать, что я от нее без ума и сделаю что угодно просто «потому что». Нихрена. Пускай пока считает, что я хуже, чем я есть.
Марина возвращается мокрая, замерзшая и злая. Я чувствую, как член снова шевелится в тесных плавках. Утром будет адский стояк. Но ничего не поделаешь – придется потерпеть.
– Подрочила? – спрашиваю я ласково, но Марина игнорирует вопрос.
– Мне нужен фен.
– Я похож на человека, который пользуется феном? – смотрю на нее с усмешкой. Серьезно, киска, ты чего? Какой фен? – Зато я достал для тебя второе одеяло, можешь сказать «спасибо».
– Обойдешься.
Марина сбрасывает с себя полотенце, оставаясь голой, расстилает его поверх подушки, потом ложится и укрывается выданным мною одеялом, подсовывая его со всех сторон под свое тело. Видимо, чтобы не контактировать со мной. Отодвигается на край. Отворачивается. Суровая!
Я не в силах сдержать улыбку. Чем больше она бесится, тем больше нравится мне. Если бы она была перманентно напуганной, покорной и не пыталась со мной препираться – было бы скучно. И я не хочу ее переделывать и подминать под себя. Хочу лишь объяснить правила этого дома. А уж какие у меня методы – другой вопрос. Пардон, я не во французской школе учился, а в школе жизни.
Она засыпает раньше меня – я еще некоторое время слушаю ее дыхание, которое постепенно выравнивается и успокаивается. Поворачиваюсь к ней, притягиваюсь ближе, утыкаясь носом в разбросанные по полотенцу длинные мокрые локоны. Засовываю правую руку под одеяло. Мне нужно кончить еще разок – иначе я не усну, бесконечно представляя себе ее тонкую обнаженную фигуру в ночном свете уличных фонарей за окном.
9 глава
Я зеваю, широко распахнув пасть, открываю глаза и… утыкаюсь взглядом в дуло пистолета. Вау, интересности начинаются!
Разумеется, этой ночью, как и предыдущей, я оставил пистолет под подушкой. Во-первых, это реальная мера безопасности: он всегда там лежит. Во-вторых, мне было интересно, возьмет ли его принцесса: я ведь сообщил ей о его местонахождении, а она пригрозила мне, что застрелит меня…
– Доброе утро, – говорю я насмешливо, лениво протираю глаза, снова зеваю, смотрю на нее с улыбкой. Она сидит в постели напротив меня, снова напялила на себя мою черную футболку, а волосы, высохшие кое-как, торчат во все стороны. Соблазнительное зрелище. Трахнуть бы ее, тем более что утренний стояк при мне. Но нет, не сегодня, не сейчас… В дрожащих руках она неумело держит пистолет. Целится в данный момент прямо мне в рожу.
– Поднимайся, – говорит, и я послушно сбрасываю с себя одеяло, сажусь в постели. Марина невольно бросает беглый взгляд на мой член… Что, нравится тебе, киска?
– Мои глаза выше, – говорю ласково, и она краснеет, резко поднимая голову и щуря зеленые глазищи. Само очарование, мать ее. Из-под черной ткани торчат гладкие бедра. Интересно, ее плавки уже промокли насквозь или она пока держится?
– У тебя есть машина?
– Я предпочитаю ездить на мотоцикле…
– Машина есть?! – рычит моя французская конфетка, и я киваю:
– Есть.
– Ключи, – она протягивает одну руку, и я наклоняюсь, чмокая ее быстро в раскрытую ладошку. – Издеваешься?! – девчонка тут же шипит и принимается остервенело тереть ладонь о покрывало. Интересно, свою щелку она вчера в душе тоже драила с такой силой? – Мне нужны ключи, я хочу уехать домой… Машину заберешь потом на парковке в аэропорту.
– Котором? – спрашиваю я иронично.
– Шереметьево.
– Дам ключи, если отсосешь мне.
Ясен хрен, я ее не отпущу, но вдруг с минетом прокатит?
– Заткнись, гребанная скотина! – орет она. А, нет, не прокатит. Ну ладно, в другой раз. – Я буду стрелять!
– Валяй.
– Я серьезно!
– Ну так и я серьезно, стреляй. Предохранитель только сними сначала.
Решительности у нее сразу поубавляется:
– Что? Я не…
– Вон тот крючок… – я показываю пальцем. – Наверху. Видишь? Его надо повернуть. До щелчка. Я потом уже жать на курок.
Марина медлит, словно соображая, издеваюсь я на сей раз или нет, но потом все же снимает предохранитель.
– Умница! – хвалю я ее. – Теперь целься. Ты целишься в печень – отличный вариант. Я буду умирать медленно и мучительно. Думаю, именно этого ты бы и хотела. Можешь поднять пистолет выше и направить дуло в плечо. Дернусь – стреляй. Вышибешь мне сустав, и я буду кричать от боли. Ну, а если я совсем тебя достал, то… – я перехватываю дуло пистолета пальцами, Марина вздрагивает, а через секунду ствол оказывается прижат к моей груди. – Здесь находится сердце. Летальный исход – моментально.
Пальцы у девчонки и так дрожали, но теперь совсем уж трясутся. Я почти начинаю переживать, что она и вправду выстрелит. Случайно, конечно, но…
Я перевожу взгляд на свой член, который по-прежнему стоит колом, и тороплю Марину:
– Так ты стреляешь или как? Потому что мой пистолет уже давно заряжен и готов…
– Да заткнись ты! – рычит она жалобно, тыча дулом мне в рожу.
– Ну же! Давай! Ну!
Через пять секунд она опускает оружие.
На сей раз дрочу в душе, пачкаю спермой белоснежный кафель, наскоро намыливаюсь, смываю пену водой, заматываю бедра полотенцем, выползаю обратно в коридор. Заглядываю в отцовскую спальню – папаша уже уехал. Значит, и нам с киской пора.