Алмазная труба(изд.1985)
Шрифт:
Украинец утвердительно кивнул, следя за гигантским, отблескивавшим сталью валом, который грозно вздымался справа.
Сложив свои крылья, бригантина походила теперь на большую растрепанную птицу. Небо закрывала густая облачность. Ветер то ослабевал, то налетал порывами, неся издалека как бы хор глухих воплей, в которые изредка врывались пронзительные звуки труб.
Голос приближающегося шторма обладал тягостным и зловещим очарованием. Исполинская мощь его готова была обрушиться на старую бригантину, метавшуюся на волнах, и шестеро моряков почувствовали себя такими же одинокими, как тогда, когда покидали свой тонущий «Котлас».
Море неистовствовало.
Бригантина под единственным уцелевшим марселем неслась на фордевинд. Скрип судна, голоса людей потонули в оглушительном грохоте шторма. Мачты, казалось, бесшумно раскачивались и гнулись в своих гнездах, угрожая обрушиться на палубу. Бушприт то устремлялся вниз, намереваясь вонзиться в крутую стену воды над глубоким ущельем между двумя волнами, то пытался проткнуть побуревшие облака. На палубе крутилась и неслась вспенен-пая вода, водопадом низвергаясь со шканцев. Иногда передняя половина судна исчезала, отрезанная стеной пены, хлеставшей поперек палубы, или гигантский вал опрокидывался своей вершиной, догнав убегающий парусник. Тогда, цепляясь изо всех сил за поручни, согнувшись и задерживая дыхание, моряки чувствовали, как оседает под ними судно, придавленное многотонной тяжестью, и наконец резко, будто собрав все силы, выпрямляется, сбрасывая с себя цепкие щупальцы моря, которые, извиваясь и пенясь, устремляются обратно за борт.
Старпом вместе с Титаренко, обливаясь потом под мокрой насквозь одеждой, крепко держали штурвальное колесо. Штурвал сопротивлялся, и малейшая неверность руля грозила немедленной гибелью. Ильин старался угадывать в неистовом танце волн ту линию, стремясь по которой судно, как балансирующий над пропастью человек, могло надеяться сохранить свое существование.
Остальные моряки, изнемогая от усталости, беспрерывно качали помпы: вода в трюме — из разошедшихся швов — быстро прибывала. Никто не испытывал страха: слишком яростна была борьба за жизнь.
он только что с палубы. Несколько голосов наперебой приветствовали вошедшего:
— Наконец, Кеттеринг! Сменились?
— Мы скучали без ваших старинных рассказов...
— Что наверху?
— Бал сатаны,— отвечал Кеттеринг на последний вопрос.-— Сейчас сам капитан на мостике. Будем поворачивать на фордевинд.
— Отлично! — обрадовался кто-то.
— А мы тут спорили, сэр,— почтительно обратился к Кеттерингу лейтенант Нойес,— Ждем вашего просвещенного заключения.
— О чем спор?
— Какие моряки лучшие в мире.
— И что вы решили?
— Мнения разошлись,— вмешался заспоривший с Нойесом офицер.— Я утверждаю, что мы, англичане, Нойес — что норвежцы, Уотсон — что японцы, а Кольвер клянется, что лучше турок нет и не было моряков.
— Спор интересен,— улыбнулся Кеттеринг,— но я боюсь спешить с заключением. Могу рассказать вам одну небольшую историю, происшедшую больше века назад. Потом мы обсудим все доказательства в пользу той или другой нации. Идет?
Офицеры согласились. Кеттеринг уселся поплотнее в кресле, расставив длинные ноги, и зажег трубку. Помолчав, он начал:
— Вы знаете, что я работал до войны в архиве Адмиралтейства но поручению Парусного клуба. В числе других документов я обнаружил
Крейсер повалился на борт, резко выпрямился и метнулся в противоположную сторону.
— Слава богу, повернули... Когда разбитый корабль уже погружался в океан,— возобновил Кеттеринг рассказ,— с него заметили бриг неизвестной национальности, шедший тоже на фордевинд и догонявший тонущий «Фэйри-Дрэгн». Неуклюжий, широкий корпус судна временами весь исчезал в колоссальных волнах, виднелись только верхушки его двух мачт. Судно шло под единственным парусом, не соответствующим силе циклона,— нижним марселем. Пораженные благополучным состоянием судна, моряки тонущего корабля дали сигнал бедствия. Неизвестный бриг стал осторожно приближаться к «Фэйри-Дрэгну», но тут «Фэйри-Дрэгн» пошел ко дну...
В кают-компанию быстро вошел старший офицер в штормовой одежде, с которой еще стекала вода, на ходу бросив стюарду:
— Виски!
— Что-нибудь случилось, сэр? — тревожно спросили офицеры, приподнимаясь в креслах.
— Ничего. В море парусник неизвестной национальности, под одним марселем, идет на фордевинд, как и мы.
— Что такое, сэр? — вскочил Кеттеринг.— Уж не черное ли двухмачтовое судно?
Теперь настала очередь старшего офицера изумиться:
— Вы угадали, Кеттеринг! Будь я проклят, если знаю, каким образом. Ему плохо приходится. Я сигнализировал — не ответили, только зажгли, кажется, фальшфейер, на секунду что-то вспыхнуло. Помочь сейчас невозможно, однако мы идем одниМ курсом, и шторм начинает стихать. Сигнализировали, чтобы держались около нас, но близко не подходили, а то потопим. Не немецкая ли это ловушка?
Старший офицер выпил свое виски и вышел. За ним направился к выходу Кеттеринг.
— Стоп! Рассказ — на самом интересном месте! — закричали ему.
— Обязательно доскажу, только взгляну на судно,— ответил Кеттеринг уже из-за двери.
Следом за ним стали подниматься и другие офицеры.
* * *
Шторм утих. Красные лучи заходящего солнца кое-где пробивались сквозь тучи. Багряные отблески змеились на мокрой палубе.
Только что был окончен трудный маневр подъема спасательной шлюпки. Люди, собравшиеся на палубе, почтительно расступились перед шестью русскими моряками, которых старший офицер повел переодеваться.
Спустя некоторое время офицеры обступили Кеттеринга, вернувшегося от командира:
— Ну, что русские?
— Спят,— улыбнулся Кеттеринг и коротко рассказал удивительную историю шестерых моряков с «Котласа».
— Вот это история! — воскликнул лейтенант Нойес,— Шесть «паровых» моряков — и справились с таким парусником! А мы считали русских сухопутной нацией.
Долгое молчание, отметившее подвиг русских, нарушил высокий офицер:
— Кеттеринг, а конец вашего рассказа? Он так удивительно совпал с появлением судна, что я готов думать...