Алмазные псы
Шрифт:
– Может, она и спящий агент, но не совершенно бесполезный. Она помогала нам, когда провалился… Помнишь дело Манципла?
– Если это вы называете успехом, то, похоже, на сей раз провалюсь я.
– Фактически это информация Чолок убедила нас в том, что вытаскивать Манципла нужно через океан, а не через переднюю дверь. Если бы служба безопасности Демархии взяла Манципла живым, она узнала бы, чем мы там занимались последние десять лет.
– А вместо этого Манципл получил гарпун в спину.
– Да, операция прошла не без сбоев, – пожал
– Пока не доказано обратное.
– Так ты это сделаешь? – просиял инструктор.
– Как будто у меня есть выбор.
– Выбор всегда есть, Варгович.
«Да, – подумал Варгович, – выбор есть всегда: или ты делаешь все, о чем бы ни попросил Гильгамеш, или тебя депрограммируют, киборгизируют и отправят добывать серу на склонах патеры Ра. Не самый лучший вариант».
– И еще одно…
– Да?
– Когда я заберу то, что есть у Чолок…
Чуть улыбнувшись, инструктор ответил шуткой, знакомой только узкому кругу и не требующей объяснений:
– Уверен, что достаточно будет обычных процедур.
Лифт затормозил у паспортного контроля.
Охранники-демархисты стояли с оружием наперевес, но не проявили к Варговичу никакого интереса. Историю о том, что он прилетел с Марса, проглотили не поморщившись и подвергли его только обычному набору процедур: просканировали нейронные и генетические образцы на наличие патологий и омыли тело в восьми видах диковинных излучений. Последняя формальность заключалась в том, чтобы выпить глоток шоколада. Напиток содержал миллиарды микроскопических медицинских машин, которые проникли в его внутренности, разыскивая спрятанные наркотики, оружие и запрещенные биомодификации. Варгович знал, что ничего незаконного у него не найдут, но все-таки вздохнул с облегчением, когда машины достигли его мочевого пузыря и запросились обратно в Демархию.
Весь осмотр не занял и шести минут. Пройдя его, Варгович отправился по движущейся дорожке к зоопарку, а там долго пробивался сквозь толпы школьников к аквариуму, возле которого должен был встретиться с Чолок. Экспозиция посвящалась животному и растительному миру Европы, большая часть которого зависела от экологической ниши, образовавшейся близ гидротермальных жерл и старательно здесь воспроизведенной. Смотреть было почти не на что, поскольку в массе своей европейские хищники выглядели столь же свирепо, как, например, вешалка для шляп или абажур. Самые распространенные среди них, так называемые жерловики, были крупными существами с примитивным строением, чей метаболизм основывался на симбиозе. Эти мягкие воронкообразные мешки передвигались на трех оранжевых ходулях с такой медлительностью, что Варгович едва не начал клевать носом к тому моменту, когда появилась Чолок.
Она была в оливково-зеленом жакете и узких изумрудных брюках, энтоптически проецирующих изображения медицинской тематики. Крепко сжатые губы подчеркивали строгость, которую Варгович отметил еще по перехваченному сообщению.
Они расцеловались.
– Рада видеть тебя, Мариус. Прошло… сколько?
– Примерно девять лет.
– И как там Фобос?
Он растянул губы в улыбке:
– По-прежнему обращается вокруг Марса. Все тот же гадюшник.
– А ты совсем не изменился.
– Ты тоже.
Не зная, что еще сказать, Варгович вдруг понял, что снова смотрит на информационное табло экспозиции жерловиков. Почти машинально он прочитал, что подвижные в молодом возрасте жерловики со временем переходят к сидячему образу жизни, их ходули затвердевают из-за отложений серы и укореняются в грунт. Когда они умирают, их мягкие тела растворяются в океане и только треножники остаются торчать жуткими скоплениями оранжевых колючек вокруг активных гидротермальных источников.
– Волнуешься, Мариус?
– В твоих руках? Это вряд ли.
– Вот и молодец!
Они купили себе по чашке мокко у ближайшего сервитора, затем вернулись к экспозиции жерловиков, изображая непринужденную беседу. В ходе подготовки Чолок обучили третьему коду фразового внедрения. Он позволял вставлять дополнительную информацию в разговор с помощью тщательно продуманного порядка слов, пауз и грамматических конструкций.
– Что у вас есть? – спросил Варгович.
– Образец, – ответила Чолок одной из простых, заранее заготовленных фраз, не требующих тщательно разработанной передачи. Но следующая реплика заняла почти пять минут, отягощенных сумбурными воспоминаниями о проведенных на Фобосе годах: – Маленький осколок гипералмаза.
Варгович кивнул. Он знал, что такое гипералмаз: трубчатый фуллерен сложной геометрической формы, по своей структуре похожий на целлюлозу или объемный хитин, но в тысячи раз крепче. Его прочность обеспечивал какой-то пьезоэлектрический фокус, которым Гильгамеш не владел.
– Интересно, – сказал Варгович. – Но, к сожалению, недостаточно интересно.
Она заказала еще чашку мокко, осушила ее залпом и продолжила:
– Включите воображение. Только Демархия знает, как его синтезировать.
– К тому же его нельзя применить как оружие.
– Это зависит от обстоятельств. Есть применение, о котором вы обязаны знать.
– Какое?
– Он удерживает этот город на плаву – и я говорю не об экономическом благосостоянии. Вы слышали о Бакминстере Фуллере? Он жил приблизительно четыреста лет назад и верил, что полную демократию можно установить технологическим путем.
– Глупец.
– Может быть. Но, кроме того, Фуллер изобрел геодезическую сферу, определяющую структуру бакибола – замкнутого аллотропа трубчатого фуллерена. Город в двойном долгу перед ним.