Алмазный башмачок
Шрифт:
Карета, покачиваясь, двинулась к выезду из двора. Сквозь стекло можно было видеть, как Тойнет откинулась на спинку сиденья и забилась в угол, прикрыв лицо рукой с платком, но, когда проезжали через ворота, она выглянула из окна, бросая последний взгляд на отчий дом. По лицу ее струились слезы. Рука брата легла на ее плечо, и головка Тойнет исчезла в карете.
— Брат вряд ли способен утешить ее, — заметила, наблюдая эту сцену, Корделия. — Он такой чопорный и официальный.
— Вы сможете ехать вместе с ней после Мелька, — ответил на это Лео. — А сейчас вам лучше попрощаться со всеми.
Императрица попрощалась со своей крестницей куда более сердечно, нежели герцог Франц. Мария Терезия подарила Корделии серебряный медальон со своим портретом и тепло обняла ее на прощание. Герцог лишь холодно кивнул присевшей перед ним в реверансе племяннице и в качестве прошального напутствия велел ей во всем слушаться мужа. Этот брак, по его словам, был устроен наилучшим образом, и она должна быть благодарна всем тем, кто позаботился о ее интересах.
Если она ни разу в жизни больше не увидит своего дядю, то не прольет по этому поводу ни слезинки, подумала Корделия, направляясь к своему экипажу, у которого ее ждал Лео.
На бортах кареты красовались родовые гербы князей Саксонских.
— У вашего дяди довольно суровые манеры, — нахмурившись, заметил Лео. — Как я могу догадаться, он не любит проявлять свои чувства.
Корделия, поднимаясь с его помощью в карету, взглянула на него.
— Вам незачем искать для него оправданий, виконт. Заверяю вас, наши чувства друг к другу обоюдны. — Лицо ее в этот момент не выражало ничего, по в глазах стояла горечь. — Будь мои родители живы, возможно, этот отъезд был бы для меня очень тяжелым. А так — пусть все будет как есть.
Она устроилась на обтянутом малиновым шелком сиденье великолепно сделанного экипажа, аккуратно уложив пышные юбки по обе стороны и заполнив ими все пространство.
Лицо ее снова обрело прежнюю живость.
— А Версаль в самом деле столь чудесен, как о нем говорят?
— Только для наивных простушек, — сухо ответил он, ставя ногу на ступеньку складной лесенки.
— Но я отнюдь не считаю себя простушкой, — возразила она.
Он усмехнулся, впрочем, вполне добродушно, и сел в карету.
— Моя дорогая, вы новичок в этом мире и ничего не знаете о темной стороне придворной жизни, но если хотите лелеять в своем воображении блестящие картины, то вольны в этом. Жизнь при дворе вскоре развеет самые наивные мечты.
С этими словами он уселся на противоположном сиденье и тщательно, стараясь не задеть ее пышные юбки, устроил сбоку свою шпагу.
Карета двинулась с места. Корделия выглянула из окна, чтобы обозреть далеко растянувшуюся за ними процессию.
Где-то там, ближе к хвосту колонны, ехала и Матильда, приглядывая за вещами Корделии. По обеим сторонам процессии двигался конный эскорт, по ветру развевались знамена, солнце сияло на затканных золотом одеждах, на серебре конских удил и стремян. В самом конце солдаты вели запасных лошадей, среди которых были ее Люсетта и аргамак виконта.
— А Кристиан едет вместе с вашими слугами?
— Думаю, да. Но он волен сам выбирать, как ему двигаться.
— Хотела бы я посмотреть, как завтра будет выглядеть Полигний, когда на всех заборах появится памфлет, — улыбнулась Корделия, внезапно почувствовав, что с нее как будто свалилась громадная тяжесть.
Лео ничего не ответил на это. Он не очень верил в то, что Корделия и Кристиан, даже во всеоружии правды, смогут сокрушить такого пройдоху, как Полигний, но этого человека следовало по крайней мере заклеймить позором, особенно за присвоение произведений собственных учеников, которые принесли ему большую славу и доходы.
— Императрица была очень любезна с Кристианом, когда он попросил отпустить его, — продолжала Корделия, не обескураженная молчанием своего спутника. — Она подарила ему кошелек с деньгами.
— Угу.
— А как далеко до Мелька?
— Пятьдесят километров.
Виконт явно был не в настроении поддерживать беседу:
Им предстояло остановиться на ночлег в бенедиктинском монастыре в Мельке, и болтаться пятьдесят километров по разбитой дороге в тяжелом молчании едва ли было приятно.
Корделия сделала гримаску.
— У меня есть идея, как дам занять себя в дороге, милорд.
Она порылась в своей дорожной сумке и с торжествующей улыбкой достала оттуда пару игральных костей.
— Вот. Чтобы скоротать время, мы можем сыграть в кости.
Жестом опытного игрока она перебросила кости из одной руки в другую. Лео удивленно взглянул на нее. Страсть к игре была общим грехом всех придворных при каждом королевском дворе на континенте, в том числе и в Сент-Джеймсском дворце в Лондоне. Каждый вечер при дворах проигрывались целые состояния и терялись репутации. Не был исключением из этого правила и князь Михаэль, хотя он предпочитал костям карты. Но станет ли он снисходительно взирать на серьезную игру своей жены — в этом виконт совершенно не был уверен. Хотя, возможно, она ограничится маленькими ставками или бумажными фишками.
— Предлагаю играть на большую выпавшую сумму, — небрежно промолвила она, катая кости в руках. — Какова будет ваша ставка, милорд?
— Три экю, — сказал он, решив уступить ей.
— О, но это же детская ставка! Я ставлю четыре луидора.
Корделия явно не собиралась играть на бумажные фишки.
— Надеюсь, вы сможете покрыть такую ставку?
Ее глаза негодующе блеснули в ответ.
— Вы оскорбляете меня, милорд.
Он умиротворяюще поднял руки:
— Ни в коем случае, уверяю вас, мадам. Я только не был уверен, имеете ли вы при себе такую сумму.
Корделия снова порылась в сумке и достала оттуда тяжелый бархатный кошель. , — Здесь у меня пятьсот луидоров банкнотами и звонкой монетой, — сообщила она. — Это свадебный подарок моего дяди. Он не мог дать повод для обвинения в том, что пренебрег обязанностями в отношении своей племянницы. — И с саркастической улыбкой добавила:
— Во всяком случае, деньги по праву принадлежат мне. Они получены с имения моей матери, хотя герцог Франц предпочитает делать вид, что я обязана лишь его великодушию. — Губы ее насмешливо изогнулись. — Я совершенно точно знаю, что, согласно завещанию матери, унаследованное от отца имущество переходит ко мне после моего замужества. Думаю, что мой муж окажется благородным человеком и не будет претендовать на него.