Алмазный башмачок
Шрифт:
— Пожалуй, мне лучше уйти, — произнес Кристиан, не сомневаясь, что переубедить Лео ему не удастся. — У нас вовсе не любовное свидание, но вы правы, Корделия не должна быть в моем обществе в такое время. Крестнице императрицы не подобает водить дружбу со скромным музыкантом Он произнес эти слова со спокойным достоинством, коротко кивнул и удалился.
Раздражение Лео постепенно прошло. Самообладание парня свидетельствовало в его пользу. Может быть, сам Лео поторопился с выводами, но нареченная Михаэля просто не имела права на подобные действия, сколь бы невинным ни был ее поступок на самом деле. Он повернулся
— Прошу вас подойти поближе, леди.
Корделия сделала шаг и оказалась в полоске слабого света. Она не сводила взгляда с виконта. Гнев ее исчез, зато на нее нахлынуло то давешнее странное чувство. Они были одни в темном, пропитанном пряными запахами пространстве оранжереи. Ею владела одна мысль — как развеять зыбкий туман, в который погружалось ее сознание, это обволакивающее томление, которое ее кровь разносила по всему телу с каждым ударом сердца.
— Будьте добры поцеловать меня, как вы сделали это днем.
— Сделать что?
— Пожалуйста, поцелуйте меня, — терпеливо произнесла она. — Для меня это очень важно.
— Боже мой, это просто невероятно!
Не произнося более ни слова, Корделия шагнула к нему.
Он хотел было отойти назад, но не мог сделать ни шагу, словно был скреплен с ней невидимыми узами. Лео ощутил жар ее тела, вдохнул аромат ее кожи и волос. Она молча смотрела на него расширенными и лучащимися глазами.
— Ну пожалуйста.
Подняв руки, она положила ладони на щеки Лео и притянула его голову к себе.
Почему он не сдвинулся с места? Не остановил ее? Он просто не мог противостоять силе ее страсти, не мог сдержать свою собственную тягу к ней. Руки его легли на нежную шею, ощутив биение ниточки пульса. Губы ее приоткрылись навстречу его губам, сквозь них скользнул ее остренький язычок, ощутив гладкую влажность его языка, которым он как раз смочил свои мгновенно пересохшие губы. Груди ее напряглись, поднялись над вырезом глубокого декольте, жаждая его прикосновения. Он погладил пальцами ее белоснежную хрупкую шею, опустил руку ниже, ощутив мягкую волну ее плоти. Затем проник за вырез декольте и коснулся твердого поднявшегося соска. И все эти мгновения ее жадные губы не отрывались от уст Лео, как будто желая до дна выпить всю его душу.
Чрезвычайным усилием воли он вырвался из сладостной паутины, которую она уже свила вокруг него. Паутина эта была соткана из аромата ее волос, вкуса ее плоти, из ощущения гибкого тела, заключенного в его объятия.
— Матерь Божья! Довольно! — Оттолкнув от себя девушку, он провел ладонями по своему лицу, по губам, словно стирая ее следы, оставшиеся на его коже. — Вы колдунья?
Корделия, покачав головой, произнесла с нежным удивлением:
— Никакая я не колдунья. Просто я люблю вас.
— Не говорите ерунду. — Он пытался обрести себя. — Вы просто испорченный и упрямый ребенок.
— Нет, — снова покачала она головой, не соглашаясь с его словами. — Вовсе нет. Я никогда еще никого так не любила. О, правда, вплоть до этого дня мы с Кристианом думали, что любим друг друга. Но я никогда не жаждала, чтобы он целовал меня так, как я хочу вас. Я знаю, что я чувствую.
Лео усмехнулся, отчаянно прикидывая, не удастся ли ему нравоучительной тирадой пробить броню этого пугающего желания завладеть им:
— Вы ничего еще не знаете, дорогая моя девочка. Совершенно ничего Вы захвачены волной чувств, в которых не можете разобраться. Им место — в брачных покоях, вы поймете это достаточно скоро. Я виню только себя. Я не должен был целовать вас.
— Но ведь и я поцеловала вас, — спокойно заметила она. — Потому что так было нужно мне.
Он провел ладонью по волосам, отбросив черную прядь, упавшую на лоб.
— Послушайте меня, Корделия. Во всем виноват только я. Мне не следовало дразнить вас тогда, в галерее. Видит Бог, я не отдавал себе отчета, что играю с огнем. Но теперь вы должны выбросить из головы всю эту чушь о любви Вам предстоит стать супругой князя Михаэля Саксонского. Так вам суждено в жизни. И вы лишь причините себе вред, если не примете этого.
Корделия заправила за ухо выбившийся локон.
— Вы женаты?
— Нет, — не задумываясь ответил он на этот простой вопрос.
— А у вас есть любовница?
— Кто у меня есть? — Мгновенная смена темы разговора чуть не лишила его дара речи.
— Любовница, — повторила она, отбрасывая назад другой локон. — Я хочу знать, есть ли она у вас сейчас.
— Ступайте отсюда, Корделия, пока я окончательно не потерял терпение.
— Хотела бы я взглянуть, как это выглядит, — шаловливо произнесла она, но, когда он шагнул к ней, отступила.
Послав ему воздушный поцелуй, она повернулась и скрылась в темноте. Он постоял, провожая взглядом светлое платье, пока оно не растворилось вдали, и остался один, ощущая ее нежный аромат, витающий в воздухе.
Глава 3
Дождь хлестал по оконным ставням, сырой воздух, ползущий от окон, заставлял колыхаться пламя камина.
Князь Михаэль Саксонский положил перо и наклонился к огню, грея руки. Апрель в Париже отнюдь не всегда является месяцем распускающихся листьев и благоухающих цветов; случаются годы, когда апрельские ветры и дожди живо напоминают зиму.
Михаэль снова взял перо в руки и продолжил свое Занятие, покрывая толстые пергаментные листы переплетенной в кожу книги паучьими наклонными каракулями. Дойдя до конца страницы, он отложил перо в сторону. За последние двадцать лет он ни разу не пропустил ни одной ежедневной записи: в дневник скрупулезно заносились все расходы, записывалось каждое событие, пунктуально фиксировалась любая мало-мальски важная мысль.
Перечитав запись минувшего дня, он посыпал страницу песком и закрыл книгу. Встав, он с книгой в руке подошел к окованному железом сундуку под окном, достал из кармана ключ и открыл бронзовый висячий замок на нем. Сундук этот оставался закрытым даже в том случае, когда хозяин его был в комнате. Уж чересчур много опасных секретов хранилось здесь. Князь поднял тяжелую крышку и поставил книгу последней в ряду точно таких же фолиантов, на корешках которых, глядящих вверх, были вытиснены годы. Рука князя прошлась по корешкам. Его указательный палец остановился на цифре 1765 и выдвинул том. Стоя спиной к огню, он открыл книгу. Она распахнулась на записи, датированной 6 февраля. На всей странице была только одна строчка: «В шесть часов сегодняшним вечером Эльвира поплатилась за свою неверность».